Любовь и ненависть

- Послушайте, товарищ капитан, что подумают мои

друзья? - взмолился Симонян и затем, достав записную

книжку, начал в ней что-то искать. Через минуту обрадованно

воскликнул: - Вот, нашел. Записан у меня адрес, номер дома и

квартиры.

- Ну и отлично, - сказал я. - Пойдите, Нил Нилыч.

Они молча ушли. Я был уверен, что он сказал мне

неправду: либо назвал не свою фамилию, либо место

жительства указал неправильное. Вскоре они вернулись.

Квартира оказалась запертой: хозяйки не было дома.

Симоняна пришлось отпустить.

В десятом часу в дежурку вошел лейтенант Гагатишвили,

как всегда веселый, суетливый, деятельный. Работает он у нас

недавно, всего каких-нибудь полгода, но его все полюбили за

общительный нрав и неутомимость, какую-то романтическую

безотказность в работе. Он зашел ко мне за барьер, быстро

взглянул на график дежурств, лежащий на столе под стеклом,

спросил:

- Мне никто не звонил?

- А ты от кого ждешь звонка: от девушки или от

министра? - пошутил я.

- Нет, серьезно, Платоныч, должны были из МУРа ребята

звонить. - Худенькое смуглое лицо его доверчиво улыбалось.

- Из МУРа не звонили, а шеф сообщил свое решение... -

я не договорил, испытующе глядя на него. Он быстро

досказал:

- Знаю. Я рад поработать под твоим началом.

Я рассказал Гогатишвили о Симоняне, и тот вдруг с

волнением переспросил, каков он из себя. Я дал ему

записанные данные.

- Черт возьми! - вскричал как ошпаренный Гогатишвили.

- Где он? Когда ушел? Давно? Зачем отпустили? Да вы знаете,

кто это такой?!

- Судя по твоим эмоциям - это твой лучший друг, - шутя

сказал я.

- Именно, лучший, - вполголоса бросил Гогатишвили и

взглядом пригласил меня в крохотную комнатушку, в которой

хранилось оружие. И взволнованным шепотом продолжал: -

Настоящая фамилия его Апресян - главный поставщик гашиша

в Москву. Да, да, тот самый. Мы вчера ожидали его на вокзале,

а он, гад, где-то пересел на другой поезд и ловко провел нас.

Какая досада! - сокрушался Гогатишвили.

- Считай, что тебе повезло, - успокоил я. - Есть адрес,

где он остановился. Вот. .

- Что адрес! Таких адресов у него десятки. Где он может

быть сейчас? Где его товар? Ну хорошо, Платоныч, нет худа

без добра. Я иду к себе, попытаюсь связаться с ребятами из

МУРа. И надо, конечно, наведаться к нему на Лесную. Если он

сегодня приехал, может, и не успел реализовать свой товар.

- Найдешь ветра в поле, - проговорил Нил Нилыч. Это

была его привычка по-своему и как бы про себя

комментировать факты и события. - Видела баба иголку в

сене. Гогатишвили поспешно удалился. А мне некогда было

задумываться над ястребом, которого нам не удалось

посадить в клетку. Звонили телефоны, приводили

задержанных, главным образом пьяных, иногда потерявших

человеческий облик, грязных, подобранных на мостовой.

Звонок. Снимаю трубку. Возмущенный и такой самоуверенный

женский голос:

- Товарищ Ясенев, с вами говорит преподаватель

литературы спецшколы Долина-Корнеева Наталья Петровна.

Мой сосед по квартире, известный вам алкоголик и дебошир,

некий Терехов, снова явился домой вдрызг пьяным и устроил

нам подлинный погром. Разбил телевизор и грозится устроить

Варфоломеевскую ночь. Я очень прошу вас, пожалуйста,

уймите этого бандита, избавьте нас от его террора. У меня

сейчас в гостях находится журналист. . - Она умолкла, чтобы

перевести дыхание, и уже через несколько секунд в трубке -

мужской голос:

- Товарищ дежурный, журналист Запорожец-Задунайский

говорит с вами. Пожалуйста, примите меры. Ведь это черт

знает что! Он оскорбил...

- Хорошо, говорите адрес, - быстро перебил я. И,

записав адрес, обратился к Думнову: - Пожалуйста, Нил

Нилыч, пойдите сами, это рядом. Доставьте известного

алкоголика и дебошира Терехова Михаила Ивановича. Знаете

такого?

- Что-то не помню.

- И я не знаю, - вслух произнес я. - Почему же

известный?.. Ну, в общем, разберемся. И соседку с двойной

фамилией пригласите. Да смотрите поделикатней, там

журналист сидит у этой соседки. Еще напишет, чего доброго, и

пойдут объяснения-расследования.

- Пускай пишет, будь что было, терпи кобыла, -

проговорил Думнов, удаляясь.

Не прошло и четверти часа, как в дежурке появились

сопровождаемые Нилом Нилычем Терехов Михаил Иванович и

его супруга. Их соседка Долина-Корнеева идти в отделение

отказалась, потому что у нее гость, тот самый журналист,

Запорожец-Задунайский. Терехов, плотный, широкий в плечах,

круглоголовый мужчина лет сорока пяти на вид, не был похож

на пьяницу и дебошира. Правда, мускулистые руки его,

розовые, с короткими толстыми пальцами, дрожали, но это от

чрезмерного волнения. Нил Нилыч был чем-то раздосадован и

смущен, доложил без особого энтузиазма негромко и как-то но

очень ясно: