Любовь и ненависть

колонны только потому, что теоретически не можем

обосновать? Придет время - объясним. Дайте срок. История с

партбилетом, между прочим, со временем тоже всплывет.

- Ну куда хватил! Разные вещи... - поморщившись,

отмахнулась Лапина.

- Разные, говорите? А вы уверены, что президента

Кеннеди убил Ли Освальд? - вдруг спросил я.

- Я не понимаю ваших аналогий. Они несовместимы.

- Так ли уж несовместимы?.. Вы не верите мне, считаете,

что я сочинил легенду с партбилетом. А я клянусь вам честью

коммуниста - все было именно так, как я говорю. И если бы вы

спокойно, беспристрастно анализировали, вы бы не сделали

таких поспешных выводов.

Теперь уже она слушала меня внимательно, не пытаясь

прервать. Очевидно, убеждения ее были поколеблены.

Спросила:

- Почему ж вы сразу не обратились в милицию?

- Я заявил сотруднику уголовного розыска капитану

Ясеневу.

- Почему именно ему, а не в отделение милиции? -

недоверчиво переспросила она. - Он, кажется, муж вашей

подчиненной?

- А разве это имеет какое-то значение?

- Я думаю, товарищ Шустов, не очень прилично ходить

по ресторанам и концертам со своими подчиненными. Тем

более что Ясенева замужем.

- Ирина Ясенева - мой давнишний друг и жена моего

друга. Это к вашему сведению. А теперь позвольте вас

спросить: вы всегда так плохо думаете о людях? Не помню, кто

из великих сказал, что люди с дурными наклонностями дурно

думают о других. - На дерзость я всегда отвечал дерзостью.

Она вспыхнула, даже, кажется, смутилась, не сразу нашлась, а

я, уже не в силах владеть собой, продолжал в запальчивости: -

Честный человек меньше всего склонен подозревать других в

бесчестии. Честный беспечен и доверчив. Жулик

подозрителен, лицемерен... Когда же мы наконец научимся

доверять людям? - неожиданно закончил я, а Лапина, быстро

придя в себя, сказала как бы между прочим:

- Нам бы не хотелось разбирать еще и донжуанские

похождения коммуниста Шустова. И если я вам об этом

сказала, то только потому, что райком имеет сигналы. Но мы

отвлеклись от главного, зачем я вас пригласила.

- Я вижу, тут целый комплекс обвинений, - вставил я, но

она пропустила мое замечание мимо ушей, продолжала

категорично, с сухой официальностью:

- Я попрошу вас написать объяснение по поводу утери

партбилета.

На этом закончился неприятный для нас обоих разговор.

Я написал объяснение там же в райкоме и передал его

Лапиной молча, без слов. Молчала и она, но, прощаясь,

подала мне руку и пожала крепко, по-мужски. Говорят, это

хороший симптом, но меня он нисколько не успокоил. Я

находился в состоянии крайнего потрясения и решил сейчас

же поговорить с первым секретарем райкома. Секретарша, уже

знакомая мне девушка, сказала, что товарищ Армянов занят,

что у него там народ, и посоветовала мне позвонить ему по

телефону и условиться о встрече. Меня это не устраивало: я

хотел встретиться с ним сегодня, сейчас. Я вспомнил его

слова: "У вас много врагов... Очень серьезных". И был

убежден, что "фокус" с партбилетом - работа моих врагов,

чудовищная провокация. Я был очень взволнован и просил

девушку доложить товарищу Армянову обо мне. Это была

добрая девушка, образец технического секретаря. По моему

виду она догадалась, что произошло нечто серьезное. Она

взяла листок бумажки и написала: "С. С.! Врач Шустов

Василий Алексеевич сидит в приемной. Просит принять по

неотложному делу". Потом скрылась за дверью с табличкой:

"Товарищ Армянов С. С." Вышла веселая, сказала улыбаясь:

- Семен Семенович вас примет. Ждите. Там у него два

товарища, но они, кажется, уже заканчивают разговор.

Посидите, посмотрите газеты.

Мне не сиделось. Я ходил по комнате, стараясь

собраться с мыслями. Как мог мой партбилет оказаться в

ресторане и именно за моим столиком? Вот главный вопрос,

на который я искал ответ. И на одну минуту попробовал стать

на точку зрения Лапиной: а что, если я действительно, когда

доставал бумажник, чтоб расплатиться с официанткой,

случайно обронил партбилет? Нет, это исключено: партбилет

лежал в другом кармане. И потом, эти трое неизвестных взяли

именно партбилет и не тронули бумажника, хотя я отлично

помню, как рука налетчика обшарила оба кармана.

Размашистыми мужскими шагами в приемную вошла

Лапина и, не взглянув на меня, скрылась за дверью кабинета

первого секретаря: очевидно, товарищ Армянов пригласил ее в

связи с моим делом. Через минуту из кабинета вышли двое, и

вскоре затем меня пригласили к товарищу Армянову. Семен

Семенович был чем-то огорчен и расстроен, но поздоровался

со мной любезно, предложил сесть и попросил рассказать все,

что случилось со мной в тот вечер. Слушал внимательно,

изредка бросая на Лапину многозначительные взгляды, в