которых, как я заметил, скрывался легкий упрек. Закончил свой
рассказ я твердым убеждением, что это была заранее
продуманная провокация и ее организаторы точно знали, когда
у меня с собой будет партбилет.
Армянов перебил меня неожиданным откровенным
вопросом:
- Если ваше предположение о преднамеренной
провокации справедливо, то невольно напрашивается вполне
логичный вопрос: а в ресторане в этот вечер вы оказались
тоже неслучайно?
Я был поражен: до сего времени такая мысль мне и в
голову не приходила. Дина?.. Нет, этого не может быть. Это
было бы слишком. Я не нахожу слов, чтобы ответить на круто
поставленный вопрос, как снова слышу:
- Менаду прочим, вы не поинтересовались, на самом ли
деле у Шахмагоновой был тогда день рождения? Это очень
важно. Нужно во всем тщательно разобраться.
- Я и обращаюсь к вам, Семен Семенович, с
единственной просьбой - провести тщательное
расследование, - волнуясь, проговорил я. - Хотелось бы знать,
кто нашел билет, кто сидел за нашим столиком после того, как
мы ушли из ресторана. - Я перевел взгляд с Армянова на
Лапину и закончил с определенным намеком: -
Беспристрастное расследование, без предвзятых выводов и
поспешных решений, необоснованных обвинений.
Армянов понял мой намек:
- Поспешность в таком деле особенно опасна. Можно
наломать таких дров... Словом, разберемся, Василий
Алексеевич.
На этом разговор не окончился: Семен Семенович
поинтересовался работой в клинике, спросил, между прочим, о
взаимоотношениях с главврачом. Я отвечал кратко,
односложно, не желая отнимать его время.
Не скажу, чтоб разговор с Армяновым меня окончательно
успокоил, хотя мне все больше и больше нравился этот
человек. На душе оставались тревога и смятение. Его намек о
том, случайно или неслучайно я оказался в ресторане после
партсобрания, поселил во мне смуту, оставил горький осадок.
Из райкома я поехал в клинику и первым делом через отдел
кадров выяснил, что день рождения Дины будет лишь через
полтора месяца. Хотелось немедленно поговорить с
Шахмагоновой на эту тему: как же, мол, так, в чем же дело, к
чему такой обман? Но я воздержался - сделать это никогда не
поздно. А в райком все же позвонил и попросил секретаршу
доложить Семену Семеновичу дату рождения Шахмагоновой.
Хотя сам этот факт не давал оснований считать старшую
сестру причастной к провокации - а я теперь был убежден, что
история с партбилетом была именно провокацией, - но я все
же как-то настороженно стал относиться к Дине, вспоминал и
анализировал ее разговор за бокалом шампанского. Мы
танцевали с ней, потом она отлучалась. Но это вполне
естественно: я же не могу утверждать, что отлучалась она,
чтоб позвонить тем троим, которые напали на меня, и
сообщить, что мы скоро уходим из ресторана. Все это,
конечно, мой тайный домысел, не подлежащий оглашению,
предположения взвинченной фантазии, и не больше.
В клинике меня ждала неприятность: состояние
Захваткиной не улучшалось, а напротив - она чувствовала
острые боли, швы не заживали, начали гноиться, держалась
температура.
Перед уходом домой я позвонил Ясеневу и все подробно
рассказал.
Во время моего разговора с Андреем в кабинет зашла
Дина. Она была чем-то опечалена. На лице ее, обычно таком
свежем, теперь лежала тень, в карих с голубинкой глазах
холодным блеском светилась скорбь. Она заговорила сухо,
точно выкладывала передо мной на стол злые, укоризненные
слова:
- Оказывается, Василий Алексеевич, у вас большая
неприятность. Вы мне ничего не сказали о случившемся. Я
узнаю об этом последней. Меня допрашивают как
свидетельницу. Странно.
- Кто допрашивает? - сорвалось у меня. Я как-то прежде
не подумал, что коль будет расследование, то с Диной
непременно поговорят.
- Тот, кто ведет расследование этого дикого, какого-то
невероятного происшествия, - недоброжелательно ответила
она. - Ну что ж теперь поделаешь, раз уж такое случилось?
- Но мне странно было услышать об этом не от вас.
Получается, что как будто я в чем-то замешана. - Она скривила
губы, бархатные широкие брови вздернулись.
- Это каким же образом?
- Получается, что я вас затащила в ресторан.
- Вот даже как! Затащила! Своего начальника?! - с
наигранным сарказмом воскликнул я. - Это у кого ж так
получается? - Я смотрел на нее внимательно и с веселым
добродушием ожидал ответа. Но она предпочла промолчать, и
я продолжал: - Насколько мне помнится, мы с вами не просто
пошли в ресторан: у нас был благородный предлог - день
вашего рождения. Не так ли?
Теперь я смотрел на нее с той пристальной
требовательностью, когда уже нельзя не отвечать.
- Откровенно говоря, не совсем так, - ответила она, не