Любовь и ненависть

- Вот те раз. Знакомая девушка, а фамилию не знаете.

- Ну честное слово, Андрей Платонович, - смущенно

заулыбался Иванов. - Как-то не было нужды спрашивать

фамилию. Соня и Соня.

- Где живет, работает где? - стремительно, не давая

опомниться, допрашивая Ясенев, сидя не за столом, а у стола

напротив Иванова.

- Живет где-то за городом. Работала в ансамбле

"Венера". Но, говорит, уволилась.

- Тоже гашишстка?

- Нет. . хуже.

- Морфинистка?

- Да.

- Не Суровцева?

Тревожная тень пробежала по лицу Иванова, он сделал

вид, будто силится припомнить. Сморщил лицо и ответил:

- Кажется.

Ясенев позвонил по телефону и велел привести

Суровцеву. Иванов смиренно ждал, испытывая сложное

чувство: "Значит, Соня тоже "зашилась"? На чем же? Не

повредил ли ей своими откровенными ответами на вопросы

этого в общем-то симпатичного капитана?" Соня вошла в

кабинет Ясенева, мрачно насупившись. Иванов сидел спиной к

двери и не обернулся на вошедшую. Ясенев жестом показал

Соне на стул у письменного стола, стоящий напротив Иванова.

Соня подошла к столу, положила руку на спинку стула,

намереваясь сесть, и вдруг столкнулась взглядом с Ивановым.

- Игорь! - воскликнула Соня, устремив на Иванова

удивленный взгляд, и расхохоталась. Это был деланный хохот.

Вопрошающие глаза ее, оттененные синими кругами, не

смеялись, они только на один миг вспыхнули, озарили ее

измятое лицо и сразу погасли.

- Вы, оказывается, знакомы, - весело сказал Ясенев.

- Он был моим любовником, - неожиданно заносчиво

глухим голосом кинула Соня и порывисто тряхнула красивой

головой. Спросила с вызовом: - Вам это нужно знать?

Ясенев вздохнул и горестно посмотрел на Иванова, точно

ища у него поддержки. Иванов правильно понял этот

дружелюбный взгляд и сказал решительно:

- Брось, Соня, чепуху-то молоть! Не будь такой

примитивной. Андрея Платоновича интересует "цветочница",

ну та, рыжая, что гашишом торговала. Ведь ты знаешь ее? -

закончил он неожиданно не только для себя, но и для Ясенева.

Соня вскочила, свирепо, с придыханием накинулась на Игоря:

- Ах, вот оно что! До стукача достукался! Поздравляю.

Ничтожный человек...

Птичьи круглые глаза Иванова недоуменно заморгали, но

он тотчас же понял причину ее вспышки, мрачно спросил:

- Ты что, ничего не раздобыла?.. А я вот, видишь, - и

кивнул на стол, где лежал насыпанный на листок бумаги

гашиш.

- Понятно, - сказала Соня упавшим голосом и

опустилась на стул. - У меня тоже. Рецепт отняли... На

последние деньги... - И, облизав сухие губы кончиком языка,

вскричала: - Вы понимаете, черт вас всех возьми, что я но могу

без этого! Не могу!

Иванов осклабился и, проведя ладонью по лбу, сказал

уныло:

- Могу только посочувствовать.

- Что ж, Игорь Иванович, - Ясенев поднялся. - Если у вас

нет ко мне вопросов, я вас не задерживаю. - И, протягивая

Иванову руку с пропуском на выход, прибавил: - Вы мне

позвоните завтра в это же время. Обязательно.

Иванов встал, взглянул на Соню и замешкался. Какой-то

рецепт. . И этот обидный каламбур "до стукачей достукался", и

глупая выходка насчет любовника, которым он никогда не

был... Что-то нужно было сказать Соне. Но она не смотрела на

него, сидела бледная и гордая, прикусив губу. Иванов

почувствовал, что его присутствие тяготит Соню. Так ничего и

не сказав, широко и решительно зашагал к двери, но у самого

порога задержался, сморщился, словно почувствовал на себе

Сонину боль, опасливо заметил:

- Андрей Платонович... У вас же есть здесь врач. Пусть

сделает укол. Ей это необходимо. Очень.

Ясенев понимающе кивнул, и Иванов вышел.

Ничего утешительного о "цветочнице" Ясенев от Сони не

добился. Она действительно знала о "цветочнице" не больше,

чем Игорь Иванов, да и была в таком состоянии, когда все ее

мысли, воля, желания - все направлено к одной цели:

угомонить боль души и тела дозой морфия. И Ясеневу ничего

другого не оставалось, как исполнить совет Иванова

обратиться к врачу: у Сони начался припадок.

Суровцеву задержали в аптеке с рецептом, подписанным

фамилией Шустова. На первом допросе она показала, что

рецепт этот купила на улице у одного наркомана, имени

которого не знает. Он сам предложил ей этот рецепт за

пятерку. Словом, показания давала в рамках инструкции

Гольцера. В Министерство охраны общественного порядка уже

поступала анонимка, в которой сообщалось, что врач Шустов

спекулирует наркотиками. Уголовный розыск, естественно,

заинтересовался этими рецептами на получение

наркотических препаратов. Уже при первом знакомстве с

делом бросалось в глаза, что слишком много этот доктор

выписывал морфия, хотя бланки рецептов были форменные,

занумерованные. Казалось, обнаружен след преступника

довольно явный, отчетливый, лишенный особых ухищрений.