Любовь и ненависть

обстоятельствах, и твой друг детства просил снова заняться

этим делом?

- Да, они обращались в прокуратуру. Там, кажется,

пошли им навстречу, но никаких новых материалов получить

не удалось. Я вспомнил о Шахмагоновой в связи с

партбилетом Шустова.

- Ты думаешь, она принимала участие?

- Думать никому ни о чем не возбраняется, - уклончиво

ответил Струнов. - Меня интересует вот что: почему

Шахмагонова уволилась из клиники? Не формальная, а

подлинная причина ее ухода?

Резко двинув плечами, Ясенев выпрямился, сказал

неуверенно (его уже начали подтачивать неожиданно

заброшенные в душу сомнения):

- Дальше она не могла работать вместе с Шустовым. Он

подозревал ее в кознях: в истории с партбилетом и... в деле

Захваткиной. Во время операции вместо новокаина она подала

что-то другое.

- Зачем? - тоном следователя спросил Струнов.

- Возможно, с ее стороны была просто оплошность.

Ошибка.

- А если нет?

- Это трудно доказать. Почти невозможно.

- Но ты допускаешь преднамеренный акт?

- Все может быть. - Мысли Ясенева путались, как леска у

начинающего рыболова-любителя.

- Зачем? - опять выстрелил словом этот напористый

человек. - Она хотела сделать ему зло? Но ведь говорят, что

она была влюблена в него.

- А он не отвечал ей. Любовь ее могла перейти в

ненависть и месть.

Струнов поднялся и пересел за свой стол.

- Посмотри, что получается: она любила Ковалева. Он ей

не отвечал, по словам доцента Гришина. Ковалев погиб при

загадочных обстоятельствах. Затем она любила Шустова и

делала ему зло. Да еще какое! Погоди, это пока лишь наша с

тобой гипотеза. Любила и делала зло, заметь при этом,

одновременно. Я где-то вычитал, кажется у Льва Толстого:

любить - это значит делать добро тому, кого любишь. Да это и

без Толстого ясно, само собой разумеется. Но тут есть одна

любопытная деталь: будучи влюбленной в Ковалева и Шустова

одновременно, она была уже невестой Гольцера.

Ясенев смотрел в его серые глаза изумленно и

выжидательно молчал, лишь мысленно произнес: "А кто такой

этот Гольцер?" И хотя малоподвижное лицо Андрея ничего не

выражало, Струнов угадал этот бессловесный вопрос и

продолжал:

- Тебя интересует Гольцер. Вообще это личность для

меня пока что неясная. Своего рода айсберг. Мы знаем его, так

сказать, открытую, надводную часть. Она не очень обаятельна,

по-моему, даже неприятная. Сын профессора-юриста. Имеет

дачу и квартиру в Москве. Подвизается возле журнала

"Новости". Квартиру свою и дачу превратил в место любовных

свиданий, где Марат Инофатьев - самый почетный гость.

Предлагал нам, уголовному розыску, свои услуги в слежке за

ним. - Он мог предлагать свои услуги по совету самого же

Марата, - заметил Ясенев. - Своего человека подставлял.

- Едва ли, Марат слишком самонадеян и, как все

самонадеянные, довольно беспечен. Что можно о нем еще

сказать? Член Союза писателей.

- Какие книги он написал? - полюбопытствовал Ясенев.

- Никаких. Я проверял в каталоге Ленинской библиотеки.

Книг у него никаких.

Струнов смотрел на вещи просто, трезво оценивая

события и факты, излагая их без эмоций и внешних эффектов.

Ясенев слушал почтительно, чувствуя тяжесть его слов:

неясная тревога мутила его душу. Неожиданно, словно что-то

взвесив, Ясенев проговорил:

- Выходит, что уже около трех лет они ходят в женихах и

невестах. Почему не женятся?

- Жених не торопится.

- А невеста?

- Как будто в последнее время даже предъявляет

ультиматум.

- Она его любит?

- Едва ли. Она, по-моему, рассчитывает на его миллион.

Впрочем, они друг друга стоят.

- Миллион?! Не может быть. В новых? Невероятно!

- Без малого. В старых. А что ты удивляешься? - Струнов

устало мотнул головой, уставился в лежащий перед ним лист

бумаги. Сказал своим обычным, вяловато-бесстрастным

тоном: - Значит, мы с тобой так и не ответили на вопрос -

почему Шахмагонова ушла из клиники. Нам известно, что

именно Гольцер посоветовал ей пока что не поступать на

работу. Она согласилась. Что за этим кроется? Не поладила с

Шустовым - что ж, Семенов мог перевести ее в другое

отделение и оставить в клинике. К ней главврач относится

доброжелательно. Но такого не случилось. Дина бежала из

клиники. Неплохо бы знать почему.

Все рассуждения Струнова вертелись вокруг одного

вопроса, как будто ответ на него может сразу решить трудную

задачу со многими неизвестными. И хотя Ясенев улавливал

ход мыслей своего коллеги, все же он не считал, что знание

подлинной причины ухода из клиники Дины Шахмагоновой и

есть ключ к тому секретному замку, над которым Струнов

ломает голову.

- Ну хорошо, - вдруг оживился Ясенев. - Допустим такой

вариант: экспертиза установит, что рецепт на получение

морфия, отобранный у Суровцевой, подписал не Шустов, что