Любовь и ненависть

Узнав об этом, Андрей Ясенев был ошеломлен. Он даже и

мысли не допускал, что Василий Шустов может быть замешан

в такой афере. Тут что то другое. И как только была задержана

с рецептом Соня, Ясенев попросил немедленно доставить ее к

нему.Вторая беседа с Соней, после ухода Иванова, в

сущности, ничего нового не дала, лишь только угнетающе

подействовала на Ясенева. Он увидел молодую красивую

девушку, так жестоко загубившую свою жизнь, изуродовавшую

себя, принявшую вечные страдания и муки. Во имя чего? Он

не мог смотреть без содрогания, как Соня билась в истерике,

требуя сделать ей укол, как затем врач вводил ей морфий в

вену шеи. Белая шея скоро будет так же исколота, как и руки,

красивые, длинные руки. А что потом? Убитая красота,

искалеченная жизнь. Кто повинен в этом? Сама, конечно. А

сама ли? Перед мысленным взором Ясенева вставала рыжая

"цветочница" с наглым взглядом и самоуверенным голосом: "Я

дарю людям красоту. Цветы украшают и облагораживают. Я

люблю цветы". Какой цинизм в каждом слове! Цветы на могилу

своей жертвы. Яд и впридачу - цветы. Ядовитая змея...

Сколько же их еще бродит по нашей земле, растлевая и

убивая все здоровое и прекрасное? Нет, не сожалеет Андрей

Ясенев о судьбе, забросившей его на трудный участок битвы с

этими ядовитыми змеями. Он должен, обязан вырвать у них

жало.В конце рабочего дня позвонил Гогатишвили. Ему кое-что

удалось установить. "Цветочница" была связана с Апресяном.

Он едет в тюрьму, чтобы допросить главного поставщика

гашиша. Сегодня, сейчас. Он уже договорился. "Хорошо,

Георгий Багратович, действуй с присущими тебе

неутомимостью и азартом. Только будь похладнокровней и

осмотрительней. Противник коварен и хитер", - мысленно

напутствовал Ясенев своего коллегу, а в голову лезла

досадливо-тревожная мысль: рецепты, подписанные

Шустовым, у морфинистов. Оказывается, об этом уже известно

не только на Петровке, но и в райкоме партии. Нужно

посоветоваться со Струновым. Ясенев снял трубку, взглянул на

часы - рабочий день кончился, набрал номер телефона

Струнова.

- Юрий Анатольевич, ты еще, оказывается, не ушел.

Есть вопрос.

- Заходи, Андрей Платонович. Вместе домой пойдем.

Отяжеленный путаницей дум, Андрей неторопливо шагал

по гулкому коридору. Струнов уже сложил бумаги в сейф и

собирался уходить. Ясенев устало опустился на старый, еще

довоенной работы диван напротив письменного стола. По

озабоченному виду Ясенева Струнов догадался, что случилось

что-то неприятное, и сразу мелькнула мысль: не с Ириной ли?

После первомайского вечера эта мысль пробралась в душу

Юрия Анатольевича, умеющего наблюдать и обдумывать

поведение людей. И сейчас он первым делом осведомился у

своего друга:

- Как Ирина? Что там у них на работе? Воюют?

- По-моему, эта баталия но имеет конца, - вяло ответил

Ясенев. - У той больной, Захваткиной, кажется, отрезали ногу.

У Шустова одна неприятность за другой. Я вот и решил с тобой

посоветоваться.

И Ясенев рассказал Струнову о рецептах на морфий,

подписанных Шустовым, при этом с ярым убеждением

заметил, что он не верит в причастность Василия Алексеевича

к преступным махинациям.

- Тогда что ж? Халатность? - высказал предположение

Струнов, но тотчас же спросил: - А это точно, что рецепт,

который изъяли сегодня у морфинистки, подписан Шустовым?

Подпись на экспертизу давали?

- Пока мы не заполучили подлинной подписи Василия

Алексеевича. Придется просить Ирину - завтра она достанет

его подпись, - ответил Ясенев.

- Ирину не нужно, - поморщился Струнов. - Лучше

сделаем так: я позвоню и попрошу его написать мне кратко о

случае с партбилетом. На полстранички. Кстати, история с

партбилетом странная. Я не сомневаюсь, что на Шустова

действительно напали трое. И что вся операция была кем-то

отлично разработана, потому что до сих пор мы не смогли

напасть на след преступников. - Струнов неторопливо

поднялся из-за стола, достал из сейфа бумагу и сел на диван

рядом с Ясеневым. - Меня заинтересовала Дина Шахмагонова.

Кто она такая? Помню, у тебя на вечере в Первомай этот

жених - Петр Большой, что ли...

- Высокий.

- Да, именно Высокий, пожалуй, лучше Длинный. Так вот

этот самый Петр, по фамилии Похлебкин, обронил такую

фразу: "Остерегайся Дины". Он кого-то предупреждал, кажется,

Ирину. "Остерегайся Дины". Почему?

- Ирина называет ее Коброй, - заметил Ясенев,

внимательно следя за ходом мыслей Струнова.

- Она была в близких отношениях с молодым ученым

Ковалевым. Помнишь, заходил ко мне землячок Гришин,

разъяснял теорию относительности?

- Да, да, что-то об атомной энергии говорил, - вспомнил

Ясенев. - Тот Ковалев, который утонул при загадочных