Любовь и проклятие камня

Эти двое ее знали. Знали так хорошо, что до сих пор помнят отравляющий душу запах крови, которым была пропитана супружеская спальня семьи Пак. Они долго ждали своего часа, чтобы отомстить этой ведьме — обычная женщина не может так биться, как билась она — за смерть общего друга, которому Елень вспорола живот серпом, а ударом меча пронзила сердце… В тот страшный день один из них, прекрасный стрелок из чо-ко-ну, ее уже пытался убить. Это он тогда принес самострел, вот только капитан из другого подразделения не дал застрелить женщину. Этот капитан тогда так отстаивал страшную чужестранку, у которой в роду точно были демоны, что сам едва не поплатился жизнью. Тогда не получилось. Но получится сейчас! Воин отомстит за своих друзей, пострадавших от рук Фао Елень! Сейчас ему представился прекрасный шанс, и, пока капитан, все так же отстаивающий жизнь ведьмы, отвлекся на этого дурака Чхве, можно завершить начатое. Солдат выхватил лук, наложил стрелу, и тетива весело запела, отправляя тонкое жало в полет, а потом упал, сраженный стрелой Елень. Но воин все так же следил за своим жалом смерти, нацеленным в женщину. Ему не страшно было умирать, самое главное — утащить и ее за собой.

Соджун услышал гудение стрелы раньше, чем увидел ее, а когда увидел, понял, что не успевает. Стрела Елень пробила мстителю плечо, откинув его назад, и… Казалось, время замедлило бег. Тетива еще дрожала, но даже пасть Елень не успеет. Что-то огромное, темное на миг закрыло ее от света факелов. Знакомые руки легли на плечи. Тяжелое тело дернулось вперед, наваливаясь на женщину, толкая ее назад. Елень сделала несколько шагов, но вновь услышала щелчок тетивы и через мгновение почувствовала, как вздрогнул, вновь наклоняясь к ней, живой щит, закрывающий ее от стрел.

— Соджун! — разорвал тишину леса пронзительный женский крик. Она попыталась вырваться, чувствуя, как тяжелеет капитан, нависая над ней, но не смогла. Он упрямо толкал ее куда-то, не выпуская острых локтей.

— Соджун!

Какая-то сила оторвала ее от капитана, и Елень вновь смогла увидеть поле боя. Хёну держал за плечи своего друга Ким Соджуна, а из спины капитана торчало несколько стрел. Мир пошатнулся, и Елень будто оглохла.

Она видела, как Хёну открывает рот и что-то кричит в сторону своих воинов. Но оттуда прилетает еще одна стрела и лишь каким-то краем сознания, Елень выхватывает ее и успевает отбить, ударив луком как клинком. Она почти бежит к отступающему все больше к краю Соджуну. Вот уже и руку протянула, но капитан поднимает на нее взор, и улыбка скользит по мертвенно-бледному лицу. И спустя миг он исчезает, канув во тьму ночи.

Сердце вдруг перестает биться. Елень не чувствует себя. Не ощущает. Будто она растворилась. Исчезла. Она не сводит глаз с обрыва, на котором всего мгновение назад стоял Соджун, и не понимает, куда он делся. Куда пропал ее любимый? Всего секунду назад… И в этот миг сквозь шум дождя, сквозь крики людей и ржание лошадей, она улавливает один, до боли знакомый, звук. Так свистит стрела, сеющая смерть. Этот свист вернул Елень в действительность. Ударив по стреле, она встретилась глазами с Хёну, а потом прыгнула во тьму и бросилась вверх на гребень холма. Туда, где мгновение назад стояла женщина, воткнулась стрела. Сама же Елень растворилась в дожде.

— Бросила его, а он…, — прошептал ей вслед удрученный гибелью друга Хёну.

Но тут на маленький разрозненный отряд одна за другой посыпались стрелы. Люди вскидывали глаза на гребень, но сейчас дождь был на руку Елень, сыплющей сверху стрелами. И каждая, что женщина выпустила, нашла свою жертву. Хёну вертел головой, слыша вопли боли и страха. Он видел, как его воины падали на землю, держась кто за руку, кто за ногу, кто за плечо. А Елень стреляла и стреляла до тех пор, пока в строю не осталось никого, кто мог бы поднять оружие. Лишь у Хёну не было ран. Ни одной.

— Чхве Хёну! Ты умрешь один! — прокричал сверху высокий женский голос.

Предводитель отряда поднял глаза на гребень холма. Он не увидел Елень, но чувствовал ее присутствие.

— Он дважды спас тебя, а ты убил его! — прокричала голос, и Хёну не в силах стоять опустился на землю. Душу, его черную душу, рвала в лоскуты страшная боль.

Елень скользила по холму вниз. Хваталась за ветки, сдирала с рук кожу о кору деревьев, цеплялась за камни.

— Соджун, Соджун! — не переставая, звала она.

Порой останавливалась, зацепившись за дерево, и всматривалась вниз. Но здесь, в овраге было темно, как в погребе. Не видно ни зги!

— Соджун! — прокричала Елень и замерла. Но сколько она ни прислушивалась, в ответ был только шум дождя, стучащий по листве.

Два раза она поднималась почти до самого края обрыва, откуда доносились крики людей, и спускалась вниз, обшаривая каждый куст. И только в третий раз она вдруг споткнулась обо что-то. Бревно, преграждавшее ей дорогу, было на удивление ровным и странным наощупь. Пальцы заскользили по нему, и Елень вдруг с ужасом осознала: это не бревно. Это нога. Нога Соджуна. Женщина судорожно сглотнула, и пальцы проворней заскользили вверх.