Любовь и проклятие камня

Следы вильнули в лес: береговая линия сошла на нет у уступа горы. Тропинка побежала вверх, и Елень поспешила по ней. Но человек, по следам которого женщина шла, не отходил от реки. Он выбирал путь полегче, но держался берега. Кусты стали гуще, и Елень кое-как продиралась сквозь них. И тут они резко кончились, Женщина оказалась на обрыве, откуда вниз вела заметаемая снегом тропка. Елень уже приготовилась к спуску, как вдруг увидела на противоположном берегу, прямо на огромном плоском камне человека. Он лежал, раскинув руки и ноги в стороны, лицом вверх. Лежал и не шевелился, а ветер заметал его поземкой.

— Соджун, — помертвевшими губами проговорила Елень и бросилась сломя голову вниз.

До места переправы она летела не помня себя. Пыталась крикнуть, но горло сдавливал спазм, который сковывал голос. Переправа в этом месте была весьма условной. От берега до берега лежали большие валуны, выглядывавшие из воды, именно к ним спешила Елень. Она вскочила на скользкие камни, но со второго же слетела в студеную воду, погрузившись с головой. Холод обжег мгновенно, сердце замерло, зайдясь в судороге. Елень вынырнула, схватилась за камень, и тут какая-то сила вытянула ее из воды за шиворот, как котенка. Ей некогда было думать, некогда рассуждать. Она задыхалась от холода и едва дышала, наглотавшись воды.

— Елень! Елень! Что с тобой? Посмотри на меня!

Сильные руки сжали плечи, и Елень подняла глаза.

Соджун?

Напротив нее живой и невредимый сидел Соджун…

Он сдирал с себя плащ и кутал ее. Руки, коснувшиеся ее, были теплыми и живыми. Она поймала его за руку, потрогала, погладила по щеке и разразилась рыданиями. Она не могла встать, как ни просил ее капитан, не могла идти, она рыдала так, что не видела ничего вокруг. Даже холод обжигающий не чувствовала. Она о многом передумала, пока бежала сюда!

Соджун заматывал ее, трясущуюся от холода, в свой плащ. Ветер подстегивал их в спину, и обратная дорога казалась бесконечной. Елень стучала от холода зубами, у нее окоченели ноги, а пальцев на руках она вообще почти не чувствовала. Идти было трудно, но, когда капитан порывался ее нести, она вспоминала о его ранах и, сжав зубы, шла сама.

К дому они вышли, когда метель была такая, что неприкрытая дверь стучала о косяк. Соджун завел Елень прямо в обуви в дом, усадил на сундук, а сам пошел к двери.

— Раздевайся, — приказал он.

Елень дула в окоченевшие пальцы, но те не гнулись, и с тесемками на плаще женщина справиться не могла. Когда Соджун вернулся, она все так же сидела на сундуке и теребила завязки. И тогда капитан сам стал раздевать ее. Она не могла ни сопротивляться, ни говорить. У нее от холода прыгала нижняя челюсть, а сердце норовило выскочить из груди. А мокрая одежда летела на пол. Вот и последние шаровары, и удлиненный вариант чогори упали, обнажив дрожащее тело. Елень тут же попыталась прикрыться, но Соджун скинул с себя куртку и ханбок и прижал к себе любимую, накрыв ее плечи своей курткой.

— Согревайся, Елень. Грейся. Возьми столько тепла, сколько нужно, — шептал он ей на ухо.

Ей было стыдно, но она замерзла настолько, что едва дышала, поэтому просто обняла Соджуна, прижалась к нему всем ледяным телом и ткнулась в плечо носом.

— Я… я… думала… ты так… лежал…

— Всё, всё! Всё позади. Нас больше никто не тронет, всё позади! Хёну ушел. Для всех мы умерли. Всё! Я погиб на глазах всего отряда. Женщинам не мстят. Я просто лег на камень. Устал…

И тогда она заплакала. Соджун гладил ее по холодным волосам, что-то говорил на ухо, но она бормотала что-то невразумительное в ответ и всхлипывала. Тогда капитан чуть отстранился от нее, заглянул в глаза.

— Ты прочитала мое письмо?

Елень кивнула.

— Позволишь стать твоим мужем? — спросил Соджун.

— В этой жизни?

— В этой, и во всех последующих!

— А не устанешь?

— Нет. Не устану.

Елень подняла голову и посмотрела капитану в глаза. Ее уже не так сильно трясло, и челюсть больше не скакала. И он был рядом. Свой. Родной. Живой.

— А если надоем? — едва слышно прошептала она.

Соджун улыбнулся.

— Не надоешь. Никогда, — ответил он и поцеловал. Она обвила его шею крепкой рукой и прижалась крепче.

Время отодвинулось. Оно, казалось, замерло, и влюбленные застыли в нем. За тонкими стенами выла первая в этом году метель. Возможно, завтра от нее не останется и следа, но сегодня она скреблась в двери, шуршала старой бумагой на ставнях. А в доме старого отшельника было жарко, как никогда.

Время от времени Елень напоминала Соджуну, что у него могут открыться раны, но мужчина будто не слышал, склоняясь над стройным телом любимой. Кожа была прохладной и от прикосновений горячих рук капитана по ней разбегались мурашки. А Соджун целовал прохладный шелк и останавливаться не собирался. Он никого и никогда не любил так, как этим днем любил женщину своей судьбы. Женщину, без которой он не ощущал себя. Она была его женщиной. Его отрадой. Его сердцем.

Торопиться было некуда, и можно было наслаждаться трепетом друг друга хоть до утра. Тонкое тело отзывалось на каждое прикосновение мужчины, и сердце замирало от счастья.