Любовь и проклятие камня

Он хотел — не просто хотел, желал, мечтал, надеялся — чтобы все было по-другому. Желал всем своим исстрадавшимся сердцем изменить прошлое! Но повернуть время вспять неподвластно даже Небесам, что уж говорить о ничтожном, слабом человеке, чья участь лишь покоряться воле свыше?

Боль. Скорбь. Смирение…

Он отвел глаза и пошел к двери. Уже у двери он обронил:

— Мойтесь спокойно, я пришлю Гаыль. Отец не зайдет к вам. Не волнуйтесь.

Елень промолчала. Впрочем, как всегда.

Соджун сидел напротив отца и почти не слушал его. Он и смотрел куда-то в сторону. Чжонку не сводил с него глаз, видел его рассеянность, а также усталость, легшую глубокой морщиной между бровями. О чем думал отец — понять было невозможно.

— Соджун, ты будто и не слышишь меня? — прервал размышления властный голос старика.

Капитан вздохнул.

— Я помню об обещании, что дал вам.

— Едем завтра, нечего тянуть.

— С вашего позволения, — пробормотал Соджун и поднялся. Чжонку тут же взвился на ноги, встав рядом с отцом. Политик посмотрел на своего отпрыска и махнул рукой, смирившись. Младшие поклонились и вышли.

Соджун не прогнал сына, и тот тенью последовал за ним. Он молчал, не зная, как угодить своему дорогому родителю. Сам расправил постель, усадил. Соджун скривился от боли.

— Чжонку, глянь, что там с этой дряной раной? — пробормотал он.

Мальчик тут же развязал пояс ханбока, снял с плеч да так и замер, уставившись на голый торс отца. Соджун никогда не рисковал жизнью напрасно, но не всегда успевал отклониться от удара врага: то там, то здесь наложили свой отпечаток уродующие тело шрамы. Их было немного, но они были страшными.

Мужчина заметил взгляд своего ребенка. Ему стало неловко. Он повел плечами и недовольно пробормотал:

— Ну, что там?

Сын глядел на шрам-розочку под левой грудью, и чувствовал, как волосы шевелятся на затылке, а холодок пробегает вдоль позвоночника вверх-вниз.

— Это… Это ведь от стрелы? — спросил он, указывая на шрам.

— Это было давно, — вздохнув, отвечал отец. — Что с раной?

Но мальчик смотрел, как завороженный.

— Наконечник застрял?

— Это было давно. Я не помню, — соврал отец, и Чжонку понял, что соврал.

Он оторвался от шрама и оглядел руку.

— Она красная, немного белая и чуть-чуть желтая, — сказал подросток, не зная, как точнее описать ее.

— Желтая и красная? — переспросил Соджун. Это было плохо.

— И кожа около раны горячее.

Отец, выслушав ребенка, накинул на плечи ханбок. Все было серьезней, чем он думал.

— Вот что, отправь кого-нибудь за доктором Хваном, — сказал мужчина.

Лицо подростка вмиг вытянулось, побледнев.

— Лучше перебдеть, — усмехнулся отец, но усмешка вышла кривая и скорбная. Подросток подскочил и вылетел за дверь.

Соджун все вытягивал шею, поворачивая руку перед небольшим зеркалом, чтоб лучше рассмотреть. Стукнула за спиной дверь.

— Отправил? Хоть не наговорил, что я при смерти? — спросил Соджун, но ребенок молчал. — Что молчишь? Перепугают ведь доктора Хвана.

Но сын упрямо молчал, и тогда Соджун оглянулся. В дверях с небольшим столиком в руках стояла Елень. Мужчина опешил. Она же подошла к нему, поставила столик, опустилась на колени и взяла его за руку. Он не стал сопротивляться и вырывать многострадальную конечность, а просто отдался на милость судьбе. Сейчас судьба была очень благосклонна: он чувствовал на запястье пальцы любимой.

Женщина со знанием дела потрогала рану, посчитала пульс, потом сказала:

— У вас лихорадка. Рана загноилась. Нужно ее очистить.

Она склонилась над столиком, что принесла с собой. Отломила свежего воска, положила его в чашу и поднесла к пламени свечи. Воск зашипел, по комнате поплыл запах меда. Женщина помешала его деревянной лопаточкой, чтоб он быстрее таял, и тут встретилась глазами с Соджуном.

— Не бойтесь, хуже вам не станет. Так лучше всего убрать гной. Быстро и почти безболезненно, — успокоила она. Соджун и не волновался.

Елень подцепила лопаточкой расплавленный воск, подула на него немного, потрогала пальцем, а потом стала наносить его на рану. Мужчина, не боявшийся врагов и смерти, вцепился здоровой рукой в собственное колено. Горячий воск, казалось, прожигал руку до кости. Даже зубы сжать пришлось.

— Это вас так стрелой ведь? — спросила она.

— Угу, — только и смог вымолвить капитан.

— Я так и поняла. На рану от меча не похожа, да и вы не стали бы так по-глупому подставляться под удар, — продолжала женщина, и Соджун перевел на нее взор, оторвав, наконец-то, взгляд от ее рук. — Да и прилетела из-за спины. Вы не думайте, этот способ очищения самый лучший. Ему меня дед научил, а он у меня генерал. Великий генерал! Он всегда говорил, что даже порезанный палец, должен быть правильно обернут в правильный лист правильного растения, не то, что рана от стрелы. А если бы она была отравлена?