Любовь и проклятие камня

Челядь проводила своего господина, Елень тоже была здесь, Соджун лишь раз встретился с ней глазами, она едва заметно улыбнулась. Капитан толкнул пятками жеребца и выехал со двора. Небо хмурилось, будто предупреждало о чем-то людей, оставшихся во дворе. Но обычно люди слепы и глухи к таким предупреждениям.

Старик, прихрамывая, вышел из своей комнаты, кликнул Гаыль. Та подбежала к нему. Хозяин спросил, умеет ли она читать, Гаыль кивнула. Тогда он протянул деньги и список того, что девушка и Анпё должны были приобрести в лавках — приближался день рождения Соджуна, отец хотел удивить сына. Слуги уставились в бумажку.

— Господин, так это ж до вечера бродить, — усмехнулся Анпё.

— Эх, распоясались совсем! Куда только Соджун смотрит… — проворчал политик, — сын у меня тоже, поди, один! Ничего, походите!

С этими словами он зашел к себе. Анпё с Гаыль вынуждены были подчиниться. А через какое-то время от министра вышла Микён, быстро нашла Елень, схватила рабыню за руку, затолкала в уголок и горячо зашептала:

— Не знаю, что и делать? Вот, хозяин дал, — и кисэн протянула запечатанный сургучом сверсток, — я-то, будь умней, уж все бы поняла, но… Елень, я плохо читаю, но точно видела, как в этом письме хозяин написал имя твоей дочери.

Страх придавил своей массой, парализуя тело. Елень сделала глубокий вдох, и рука, сжимающая желудок, разжалась.

— Сонъи, моя Сонъи, — пролепетала она помертвевшими губами, а потом посмотрела на Микён. — Куда письмо велено доставить?

Девушка покраснела и опустила руки.

— В Бёнгван, — ответила она, и Елень обмерла. Свет вдруг померк, она и не видела ничего.

— Продать… он решил ее продать, пока молодого господина нет, — едва слышно проговорила напуганная мать.

— Микён! Микён! Где ты? — раздался вопль хозяина со двора. Елень тут же вцепилась в письмо, но девушка выдернула его из цепких материнских рук и бросилась на улицу.

— Господин, я просто воды хотела, — проговорила она ласково, идя навстречу хозяину.

— Письмо где?

— Вот.

— Отдай. Он отнесет, — сказал политик и указал на слугу.

Микён замешкалась. Ей совсем не хотелось отдавать это страшное письмо, и дело не только в уговоре с Соджуном. У нее была своя веская причина. После смерти родителей — совсем небогатых людей, ее, двенадцатилетнюю девочку, продала в Бёнгван родня, чтоб рты не разводить. То, что ей пришлось пройти, она не пожелала бы никому. Унижения, насилие, побои, а ты при этом должна улыбаться. Поэтому она сбежала сюда. Здесь она обута-одета, сыта, министр ее балует, иной раз безделушки дарит. Что еще нужно? И вот такое злосчастное письмо теперь она держит в руках, письмо, в котором таится судьба девочки.

Слуга вырвал письмо из рук, поклонился хозяину и поспешил в Бёнгван. Тот посмотрел ему вслед, только хотел уйти, но увидел Елень, глядящую на него глазами уже мертвого человека, — и улыбнулся. Едва за ним закрылась дверь, Елень бросилась к ней, но Микён ее перехватила.

— Молчи, молчи! — твердила Микён и тащила несчастную мать.

Они зашли за сарай, где на площадке сушилось развешенное белье. Елень не в силах думать, опустилась на перевернутые корыта и тазы.

— Ты его не остановишь! — шикнула на нее кисэн. — Тут думать надо!

Елень отсюда хорошо видела домик, в котором они проживали. Бёнгван ближе, чем Соджун…

— У меня не было матери, которая бы защитила меня от такой постыдной жизни, а у нее есть ты! — топнула ногой Микён, и Елень поднялась.

— Ты права. Ты права…, — повторила женщина и подняла таз, сунула его в руки Микён, сдернула простынь, которая сушилась на растянутой веревке, скомкала и сунула ее в таз. — Сонъи! Сонъи пойдет стирать. На речку стирать.

Глаза матери вдруг обрели силу и волю. Микён даже растерялась.

— Так дождь, поди, будет…

— Ничего, она пойдет стирать!

И тут Микён улыбнулась.

— Да, пусть идет. Сонъи!

Девочка вышла к женщинам. Мать сунула ей таз в руки, Микён сдернула еще одну простынь, бросила на землю, потоптала и, подняв, сунула ее Сонъи.

— На речку! Стирать! — сказала она весело.

Мать схватила дочь за плечи и потащила к воротам, быстро говоря на ухо.

— В Бёнгван побежал слуга с письмом от старого господина, тот решил тебя продать.

У девочки тут же подкосились ноги. Она выронила таз, Микён быстро стала собирать белье, а Елень встряхнула дочь.

— Смотри на меня! Смотри мне в глаза! — приказала она. — Сейчас ты возьмешь этот таз и побежишь на речку. Спустишься к воде у моста к храму. Помнишь где? Вот и хорошо. Там тебя найдет господин Чжонку, поняла? Повтори!

Девочка едва слышно пролепетала все, что услышала от матери. Та довела ее до порога и вытолкала за ворота. Девочка еще раз оглянулась на закрытые створки, а потом припустила к реке, прижимая таз с бельем к груди.

Чжонку и Хванге не было дома. Еще утром дед отправил их к аптекарю за лекарством. Елень сжала кулаки, глядя на покои хозяина.

«Все предусмотрел. Оставил меня одну с Сонъи. Всех разослал по разным местам, а со мной думал так справиться! Ну уж нет!» —решила Елень.