Любовь и проклятие камня

Под рукой шелк, мягкий и нежный. Елень уже больше полугода не ощущала его нежности на своем теле и не думала уже когда-либо ощутить. Она сжала в кулак край тюфяка и распахнула глаза: это белье и тюфяк не принадлежали ей! Осознание этого ожгло. Она попыталась повернуть голову и осмотреться как следует, но тело — от макушки до пят — тоненько запело всеми косточками. Женщине пришлось сжать зубы, чтобы не застонать. Сбоку она услышала вздох, глянула, и сердце замерло в груди.

По другую сторону ее тюфяка, привалившись спиной к отмытым шкафчикам, сидя спал Соджун, и одет он был в униформу, в которой уехал утром на учение. Капитан ровно дышал, склонив голову на грудь, и Елень как завороженная смотрела на то, как поднимается и опускается широкая грудь молодого мужчины. Смотрела и молчала. Ей не нужны были объяснения. Она сразу, едва отрыла глаза, поняла, что он, капитан магистрата, единственный сын министра финансов, Ким Соджун, сделал то, что повлечет за собой целый ряд проблем, и шлейф этих проблем будет длинным и тягостным. Почему? Почему он не смирился со сложившейся ситуацией? Зачем идти против мира? Ради чего?

Он сидел так близко, что она могла его коснуться. Однако Елень просто смотрела на него и молчала, боясь потревожить. Этот мужчина лишь раз сказал, что любит ее. Хотя нет. Он не сказал. Она спросила, а он просто согласился. Короткое «да», в котором заключалась боль и нежность.

— Даже из дома ушел, — едва слышно проговорила Елень с горечью в голосе.

Она сказала это шепотом, но Соджун был воином: она еще не договорила, а он уже открыл глаза. Взгляды схлестнулись, как встречные волны, и у капитана перехватило дыхание: так она никогда не смотрела. Тень лежала на любимом лице, но он чувствовал исходящий от него свет, будто кто ладонью по щеке гладил — ласково, нежно. А потом Елень вдруг улыбнулась — Соджун едва не бросился к ней. Ему отчаянно захотелось покрыть ее лицо поцелуями, обнять, успокоить, рассказать, что отныне им ничего не угрожает. Он даже не сразу понял, что сжимает тонкие пальцы в своей ладони, и эти пальцы уже не норовят выскочить из теплого плена, а ласково гладят мозолистую ладонь.

Елень попыталась приподняться, но острая боль пронзила грудную клетку, ослепляя и опрокидывая на спину. Сильные руки не дали упасть, подхватили, удержали, помогли сесть, но так и не отпустили, и она, привалившись к широкой груди, не предпринимала попыток убежать, а просто сидела, греясь в тепле мужских рук.

Соджун тоже замер. Ей бы лучше лежать, но как же не хотелось отпускать! Он подтянул одеяло, накрыл им хрупкие плечи, покрытые синяками, которые через пару дней будут отливать лиловым. Капитан тяжело вздохнул, подавляя вспыхнувший в душе гнев. Елень это тут же почувствовала, и в это самое мгновение, в этот миг, впервые с того страшного дня вдруг ощутила вину перед капитаном.

— Я ваше проклятие, — тихо сказала она, не поворачивая головы.

Капитан сразу же напрягся. Та почувствовала это плечом и спиной. Сейчас ей было на руку, что он не видит ее лица. Сейчас она могла ему сказать все, сказать не таясь.

— Если бы вы еще тогда отказались от меня…

— Я бы не отказался от вас, даже если бы мне предложили стать королем этой страны, — усмехнувшись, спокойно ответил Соджун.

Такие кощунственные речи ошеломили женщину. Она, вспыхнув от неслыханной дерзости, рванулась из теплого плена, и тут же застонала от боли, резанувшей по ребрам. Соджун уложил женщину, укрыл одеялом.

— У вас сломаны ребра, не шевелитесь, — проговорил он заботливо.

Елень не спускала с него глаз. Выглядел он так, словно не ел последние пять дней: лицо осунулось и почернело. Или это тень от свечи? Или он просто устал?

— Вы измучены, — проговорила она.

Он же на это лишь улыбнулся.

— Вы ошибаетесь. В этот самый момент я счастлив. Вы живы, и все мы в безопасности.

— И все же вы могли бы отказаться…

— Я вас люблю!

И Елень замолчала, замолчала, словно эти слова оправдывали действия Соджуна, словно они объясняли все!

— Но я…

Капитан лишь покачал головой.

— Я никогда не ждал ответного чувства. Не хочу, чтоб вы считали мою любовь бременем. Не думайте об этом. Просто по-другому быть не могло. Я хотел уйти еще тогда… Жаль, что не ушел. Вы бы так не настрадались.

И Елень промолчала. Она многое хотела сказать и о многом спросить, но молчала, глядя на своего спасителя. А он почти улыбался, правда, с горечью, но улыбался.

— Мы отремонтируем дом и постройки, купим все необходимое: деньги есть! Хванге продолжит учиться. Из него выйдет настоящий генерал! Он очень смелый, смелее Чжонку. Сонъи перестанет гнуть спину и будет жить так, как пристало барышне. И вы… Вы никогда не получите ни от кого пощечину. Клянусь Небом!