Любовь и жизнь леди Гамильтон

С тех пор как Англия разбила морские силы Испании и Голландии, лишь одна держава могла оспаривать ее мировое господство: Франция, И политика Людовика XVI уже была направлена на борьбу. При его поддержке Соединенные Штаты Америки отвоевали независимость от своей британской матери-родины. А теперь парижский кабинет домогается господства над Средиземным морем, чтобы завладеть торговлей с Левантом[61]. Это было первым этапом на пути в Индию. Как раз настало время для осуществления этого плана. Два других бурбонских королевства, Испания и Неаполь, объединились с Францией в тройственный союз, втайне направленный против Англии, хотя в качестве официальной причины выдвигалось для виду завоевание берберийских[62] государств в Северной Африке. Во всех трех странах готовились к грядущей морской войне, множили флот, формировали морские экипажи. Для Англии положение усугублялось еще и тем, что в Париже и Неаполе королевами были сестры, унаследовавшие от своей матери Марии Терезии неутомимую жажду власти и связанные друг с другом страстной сестринской любовью. Не было силы, которая могла бы оторвать Марию Антуанетту от Франции, а Марию Каролину от Неаполя. Они в равной степени стремились к расширению своего господства, обе подчинили себе мужей, обе определяли политику своих стран. Они держали в своих руках судьбу Европы. Из них двоих более деятельной была Мария Каролина. Она уже начала строить флот, которым собиралась защитить Сицилию и Мальту от английского нападения со стороны Гибралтара. Ее планы простирались и дальше.

— Как странно, что Венеция смогла в средние века завладеть азиатской торговлей, — сказал ее брат Иосиф II во время одного из посещений Неаполя. — Что ее гавань в сравнении с Неаполитанским заливом? Если бы я был королем обеих Сицилий, Средиземное море принадлежало бы мне!

С тех пор Мария Каролина и снаряжалась… Но для Англии еще не настало время нанести удар. Задача была — не спускать глаз с противника, тайно наблюдать за предпринимаемыми им шагами, проникать в его планы, чтобы быть готовым в нужный момент. Эта политика выжидания и подготовки, великим мастером которой был Уильям Питт, и была в Неаполе задачей Гамильтона. И первый шаг удался, король ничего не предпринимал, не поговорю предварительно с сэром Уильямом. Но то, о чем он говорил, не стоило и выеденного яйца. Гамильтон не мог узнать ничего о том направлении внешней политики, которое касалось Англии. Даже сэр Эктон, который дальними обходными путями был введен сэрам Уильямам в неаполитанский кабинет на пост морского министра, тайно состоявший на жалованье Англии и благодаря своей ловкости поднявшийся до поста премьер-министра, был тут почти бессилен. Все важные вопросы решала только Мария Каролина. И все попытки подобраться к ней она сводила на нет с любезной улыбкой, за которой скрывалась ее жажда власти и пылкий темперамент. Она оставалась неприступной, была для Гамильтона загадкой.

— Гениальная женщина! — сказала Эмма, поразмыслив. — А есть у нее любовник? Вряд ли. Король-Нос — человек, отвечающий ее вкусу!

Сэр Уильям покачал головой.

— После смерти князя Караманито о сердечной склонности королевы ничего не было слышно. В него она была безумно влюблена. И все-таки Эктону удалось отослать его, сделав губернатором Сицилии. Там он и умер вскоре. Как передавали, от яда. С тех пор, говорят, Мария Каролина отказалась от мужской любви!

Он засмеялся. Эмма покраснела. Встретив королеву в английском саду, она увидела устремленные на нее глаза Марии Каролины. Горячие, восхищенные, жаждущие глаза… Королева постоянно расспрашивала принца Дитрихштейна об Эмме. Сетовала на строгий этикет, не позволявший ей видеть при дворе «прекрасную англичанку»… И только украдкой глаза Марии Каролины могли издали приветствовать красоту Эммы…

Эмма была благодарна сэру Уильяму за то, что он открыл ей подлинную сущность происходившего вокруг. И она завидовала тому, что ему дано сыграть роль в истории своего времени. Теперь ей стало понятно его улыбчивое презрение, обращенное к людям, его насмешки над сущностью мира. Должно быть, весьма интересно наблюдать, как водят на невидимых ниточках людей и целые народы, а те воображают, что действуют по собственной воле и совершенно самостоятельно. Позволит ли он ей тоже принять хоть какое-то участие в этом божественном удовольствии?