Ни страны, ни погоста мне теперь не найти
От реки, что в Париже, и до речки Москвы,
Эх! Бутылку «зеленой» мне с друзьями распить,
И что было когда-то, вновь опять повторить.
Вспомнить кухни, где споры всегда до утра,
В них систему советскую проклинали тогда,
И тех мелких людишек, что рулили страной,
Как давно это было, как же тянет домой.
Песни пел нам Высоцкий на гитаре своей,
И клеймил через строчку власть никчемных людей,
Окуджава и Визбор пели нам о Любви,
О Парижах и Венах мы мечтать не могли.
Вдруг парижский и венский перед нами пейзаж,
Все чужое для сердца, все чужое для глаз,
Ни погоста, ни Родины нам теперь не найти,
Ни в Парижах и Венах на нашем пути.
«Мулен Ружем» мы сыты, в Елисейских полях
Мы давно заблудились, наши души впотьмах,
А стране, где родились, мы давно не нужны,
Возвращаться нам некуда, тьма впереди.
Эх, Россия моя! Только мачеха может,
Чтоб зимою дите оттолкнуть от себя,
И не думать о том, как он выживет, Боже!
Бессердечная мачеха, эх, Россия-страна.
Ну, а родину-мачеху пару раз посетим,
Иностранную водку мы пить не хотим,
Только кухни пустые – там никто не сидит,
Только тополь кривой в окна веткой стучит.
Там тепла нет давно и бесед задушевных,
А народ, как чужой, весь в «зеленых» погряз.
И в разборках бандитских, скажу откровенно,
За наживой в погоне, как в проказе сейчас.
Нашу память о Родине дети забудут,
И забудут о том, как давила нужда,
И свидетелем споров кухня больше не будет,
Где прошла незабвенная юность моя.
По размытым дорогам осенними листьями
Разнесет наши жизни бродяга-судьба.
За пределами родины – бывшей Отчизны —
Я останусь изгоем, эмигрантом всегда.
К черту все, на свободу из рабства вперед,
Не на Родине, здесь свое счастье найду.
Я в Париже иль в Вене без прежних забот,
«Московску́ю зеленую» с кем-нибудь разопью. [23]
Мой стих