Любовь: история в пяти фантазиях

При жизни меня звали Аврелия Филематиум, я была целомудренна, скромна, не водилась с простонародьем, была верна своему мужу. Супруг мой был, как и я, вольноотпущенник, и теперь, увы, мы разлучены. На деле был он для меня больше, чем родитель: когда мне было семь лет, он взял меня на колени; теперь же мне сорок лет, и встретилась я со смертью. Муж мой процветал благодаря моей заботе[100].

Между этими надписями на барельефе изображены две сжимающие друг друга руки.

На римских надгробиях была увековечена и любовь к детям, как следует из одной погребальной надписи середины I века до н. э.:

Любезной Лиценции.

Образованная и обученная всем искусствам дева прожила 14 лет.

О вы, блуждающим взглядом глядящие на дом смерти,

замедлите шаг и внимательно прочтите нашу надпись,

которую любовь отца посвятила его дочери

там, где похоронены останки ее тела[101].

В свете имперского законодательства Августа, сохранявшегося с некоторыми изменениями на протяжении нескольких столетий, упомянутый в предыдущей главе отказ св. Перпетуи от семейной жизни оказывается еще более удивительным.

Влияние христианства

Одновременно «бунт» Перпетуи соответствовал христианскому учению, которое являло собой одно из крайних проявлений некоего эмоционального сообщества, изначально имевшего неримское происхождение. По мере того как эта группа укреплялась, расширялась и все более точно определяла себя и свои ценности, ее представления о любви в конечном счете переворачивали представления языческого Рима. Церковь возвела целомудрие — определяемое уже не как верность одному супругу (как было прежде), а как полное безбрачие — на высший уровень, видя в нем лучший способ любить Бога. Супружеская любовь считалась более низкой, а любовь вне брака, согласно учению церкви, вообще не была любовью. Но церковь говорила не за всех, так что кое-кто (мы уже сталкивались с этим в случае с Элоизой и Абеляром и вновь обратимся к подобным примерам в главе 4), а возможно, и многие превозносили до небес любовь, не связанную с браком, даже несмотря на то что власти, поддерживающие официальную линию, устанавливали для нее ограничения.

Христиане рассматривают слова как Ветхого, так и Нового Завета в качестве призыва к действию. Вот некоторые из этих формулировок: «Плодитесь и размножайтесь» (Быт. 1: 28), «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2: 24), «Почитай отца твоего и мать твою» (Исх. 20: 12). Однако, с другой стороны, в Евангелии от Луки (Лк 14: 25) мы встречаем такую фразу: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником».

Первым, кто примирил эти противоречивые правила, упорядочив их в рамках единой иерархии, был апостол Павел. В Первом послании к коринфянам (1 Кор.: 7), где излагается его основная доктрина, Павел высказывает желание, «чтобы все люди были, как и я», то есть неженатыми и безбрачными. Если это невозможно, то, адаптируя римское право своего времени, Павел формулирует, что «каждый мужчина должен иметь собственную жену, а каждая женщина — собственного мужа. Муж должен передать своей жене ее супружеские права, а также жена своему мужу» (1 Кор.: 2–3[102]). «Супружеские права» означали секс по первому требованию, но Павел упомянул одно исключение из этого правила: время, посвященное молитве. Наконец, Павел отговаривал супругов от развода: «А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем… и мужу не оставлять жены своей» (1 Кор.: 10–11).