Любовь: история в пяти фантазиях

Книга Гёте произвела магнетический эффект — ее переводили, адаптировали, высмеивали… Мужчины одевались, как Вертер, а женщины душились парфюмом под названием «Eau de Werther». Монстр из «Франкенштейна» Мэри Шелли восхищался Вертером как «высшим из всех виденных или воображаемых им существ», примеряя несчастное состояние гётевского героя к самому себе[173]. Множество людей совершили самоубийство в подражание Вертеру, в итоге социолог Дэвид Филлипс даже придумал для обозначения этого феномена термин «эффект Вертера». Сам Гёте в дальнейшем утверждал, что не собирался делать Вертера героем, однако его книга начинается с предисловия к читателям от имени вымышленного издателя, который собрал все письма Вертера. Он уверен: «вы будете мне признательны. Вы проникнетесь любовью и уважением к его уму и сердцу и прольете слезы над его участью». Гёте осознавал, что его вымысел может иметь реальные последствия.

Оригинальность этой романтической выдумки заключалась не в том, что влюбленность приносит боль, — об этом неплохо знал еще Гомер, и не в том, что любовь может стать навязчивой идеей — лекарства от этого предложил еще Овидий. Не было диковинным даже то, что влюбленный может умереть от неразделенных чувств, — для избавления от такого недуга прежде обращались к врачам наподобие Галена. Подлинная новизна романтической фантазии Гёте, пусть она и опиралась на давние традиции, заключалась в том, что влюбленный пойдет на все — должен пойти на все, — если он действительно влюблен. В своей предсмертной записке Вертер сообщает Лотте: «Это не отчаяние — это уверенность в том, что я выстрадал достаточно и жертвую собой ради тебя»[174]. А что же женщина? Должна ли она переживать такие же чувства? В конце романа, когда вымышленный издатель рассказывает о последней встрече Вертера с Лоттой, ответ ясен — да! Они встретятся, «и так в объятиях друг друга пребудем мы навеки перед лицом предвечного». Так что если Гёте прав, то женщина тоже должна пойти на все — по меньшей мере в чувствах, даже несмотря на то что, к бесконечному своему несчастью, она неспособна преодолеть ограничения социальных отношений наподобие брака. В операх XIX века женщины сходили с ума от любви точно так же, как мужчины, — с соответствующими трагическими результатами.

«Вертер» и другие романы, пьесы, оперы и стихи эпохи романтизма содержали образцы, которые на свой страх и риск усвоила героиня Флобера Эмма Бовари (о ней мы уже писали в главе 3). Особенно трогательной историей ей казался роман Жака-Анри Бернардена де Сен-Пьера «Поль и Виргиния» (1788). Его действие разворачивается на острове, удаленном от растленной европейской цивилизации (здесь сразу же вспоминается Руссо), а главные герои вместе растут, затем влюбляются друг в друга и хотят пожениться. Однако их чистую и невинную любовь разрушают материалистические ценности цивилизованного общества. Виргинию вызывает во Францию жестокая, но богатая тетка, которая мешает естественному исходу их любви с Полем. Когда Виргиния наконец избавляется от ужасающих требований тетки и направляется домой, ее корабль попадает в шторм. Из-за «природной» стыдливости она отказывается сбросить одежду и тонет, а Поль вскоре угасает и умирает. В романе Флобера Эмма мысленно возвращается к той части романа, где изображены счастливые дни влюбленных: Поль взбирается на дерево, чтобы принести Виргинии немного сладких фруктов — подобно тому как Вертер собирал груши для Лотты, — и предлагает ей вечную сладостную любовь в тропической стране чудес. И Поль, и Вертер уделяют внимание любому желанию женщины — не удивительно, что эта романтическая модель стала ядом для Эммы. Фантазии способны формировать надежды, мысли и ожидания — порой это идет нам на пользу, но иногда приводит к гибели. Флобер знал об этом задолго до появления концепции, которая лежит в основе настоящей книги.

Фантазия в реальной жизни

Безусловно, знали об этом и несчастные женщины на юге Италии в 1870‐х годах. Обратимся к истории неверной жены капитана Джованни Фадды по имени Раффаэлла. Когда в город, где они жили, приехал цирк, она влюбилась в знаменитого акробата Пьетро Кардинали, который в итоге убил мужа Раффаэллы. Суд над циркачом стал cause célèbre [громким судебным делом — фр.][175], благодаря чему мы хорошо знаем и о самом случае, и о других подобных сюжетах.

В те времена уже сформировались всеобщие ожидания, что замужество должно быть основано на любви, но что это значило для юных женщин, чьи семьи бдительно блюли девственность своих дочерей и ограничивали их возможности знакомиться с мужчинами? Раффаэлла вспоминала период ухаживаний своего мужа так: капитан Фадда «был принят у нас дома, мы понравились друг другу». Он попросил ее руки, после чего Раффаэлла пополнила легион разочарованных жизнью итальянских домохозяек XIX века.