Любовь к деньгам и другие яды. Исповедь адвоката

В тот день, когда я взял с собой оружие и пришел на собрание революционеров-антикапиталистов, просветителей ума человеческого, готовых жертвовать другими людьми ради своей идеи, смог бы я выстрелить в одного из них? Сегодня, будучи уверенным в том, что этот мальчишка, Сергей, писал мне эти нелепые письма с угрозами, смог бы я убить его, устранив таким образом угрозу? Ведь одно дело — бой, схватка, пусть и неравная, где человек напротив тебя — смертельный враг, которого необходимо уничтожить, чтобы выжить самому. И совсем, совсем другое — спланировать и организовать убийство с целью убить конкурента. Как получается, что для одних убийство — тягчайший грех, для других — средство достижения своей цели, не хуже любых других? Или даже лучше с точки зрения гарантий.

Почему один из них, зная (!) о том, что его бывший партнер, а ныне — конкурент, почему сам он, имея в своем распоряжении все мыслимые ресурсы, не выбирает убийство, а второй — запросто; и где та грань, что определяет их выбор и, возможно, умертвила в NN ту самую часть души, которая сейчас, здесь, в этом зале суда, обязана быть подавлена виной, стыдом и раскаянием?

В чем разница между этими людьми?

Как многие из нас путают невозможность совершить преступление по причине страха перед наказанием с искренним отвращением к насилию?

Как получилось, что для NN человеческая жизнь имеет меньшую ценность, чем подряд на строительство дороги?

Поймите меня правильно, я знаю, что наш мир несправедлив. Более того, я полагаю, что таким он и задумывался.

Яблоко раздора было съедено потому, что существовало и предположение, что всезнающий Создатель мог не знать того, что за этим последует, (что?) входит в некое противоречие и, я бы сказал, даже оскорбительно для Него.

Возможно, все беды, тревоги, несправедливости этого мира существуют для того, чтобы дать нам выбор?

В зал вводят убийцу.

— Адвокат потерпевшего, Горгадзе Шота Олегович, может приступить к допросу обвиняемого.

Это судья городского суда Врушева. Голос у судьи приятный.

Я выхожу к трибуне.

Все в зале смотрят на Саркисяна не отрываясь. И только NN смотрит на меня.

— Самвел Саркисян, 1965 года рождения?

— Да.

— Вы родились в Москве?

— Возражаю! — проснулся, голуба. Один из адвокатов NN, невысокого роста, круглый человечек с карими, чуть навыкате глазами, совершенно лысый, в хорошем костюме, до блеска начищенных туфлях и с галстуком-бабочкой, подскочил на своем месте, зачем-то вытянув руку вверх, будто бы боясь, что судья его не заметит. — Место рождения обвиняемого к делу не относится.

— Возражение принимается!

Лицо Врушевой-Фемидовой строгое, неподвижное, и сама она — одно сплошное «не»: неподвижная, непредвзятая, неподкупная.

— Адвокат Горгадзе, будьте точнее в своих вопросах.

— Конечно, ваша честь. Однако хотел бы просить моего коллегу быть также более точным в формулировках. В контексте сегодняшнего судебного разбирательства Самвел Саркисян не обвиняемый, а осужденный, пусть и выступающий в роли свидетеля. Также хотел бы отметить, что мой вопрос имеет прямую связь с обстоятельствами дела, в чем можно будет убедиться по окончании допроса. Могу я продолжить, ваша честь?

Я знаю, что могу. И Врушева знает. И круглый адвокат. Но такова игра. Судья кивает.

— Как хорошо вы знаете Москву?

Саркисян думает. Что задумал этот Горгадзе? При чем тут Москва? В чем тайный смысл вопроса?

Тайна тут, конечно, есть. Она состоит в том, что никакого смысла в этих вопросах нет. Честное адвокатское, никакого. Вообще. Но пусть противоположная сторона его ищет.

— Знаю… немного.

— Значит ли это, что вам доводилось раньше убивать людей в этом городе?

— Возражаю!!! Убийство не было совершено…

— По независящим от осужденного причинам, — успеваю ввернуть я прежде, чем молоток падает на доску: «БАЦ!»

— Возражение принято! — Голос судьи ледяной, как у Снежной Королевы из детского мультфильма. — Адвокат Горгадзе, подойдите ко мне.

Иду. Рядом с Врушевой-Фемидовой заметно холоднее, чем в остальном зале: от судьи исходят волны ледяной справедливости, на лице ее лежит печать гражданского долга, ее изящная ручка небрежно держит судейский молоток. Судья смотрит на меня сверху вниз и говорит со мной так же.

— Господин адвокат, если вы намерены и дальше продолжать в том же духе, я прерву заседание суда. Задавайте вопросы по существу дела.

— Ваша честь… — говорю я, — существо дела требует именно таких вопросов. Уверяю вас.

— И я уверяю вас, адвокат… — судья отклоняется назад и отводит от меня взгляд: аудиенция окончена, — я не стану повторять дважды. Проследуйте на свое место и продолжите процедуру допроса.

Проследуйте. Процедуру.

Интересно, как судьи общаются со своими домашними?

«Алло! Это состоящая со мной в родственной связи супруга? Осуществила ли ты кормление отпрысков в полной мере?»