Любовь к деньгам и другие яды. Исповедь адвоката

Наверное, я также должен уделить с десяток страниц мрачной личности NN — этого состоявшегося заказчика несостоявшегося убийства, но и этого я сделать не смогу. До того этот самый NN личность ординарная, до того простецкая и не заковыристая, до того, извините, не детективная, что и рассказать-то о нем особенно нечего. Обычный заказчик убийства, каких сейчас полно: спокойный, уверенный в своей безнаказанности лоснящегося вида мужчина за пятьдесят, решивший уничтожить своего более удачливого конкурента — что здесь необычного?

То ли дело прокурор. Вначале я его даже не узнал. Постепенно в манере двигаться, по полуулыбке, жесту, взгляду, по частям, как мозаика, неожиданно собрался образ, в который поверить казалось поначалу невозможным.

В прокурорском костюме в зале суда восседал 200-килограммовый мужчина — Баха Ломиашвили, мой сосед по детству, нескладный Баха по кличке «Мультик», навсегда запомнившийся мне тем, что там, в далеком детстве, украл у меня кассетный плеер «Aiwa» и бесценные для подростка записи дуэта «Baccara».

Сегодня Баха сделал вид, что меня не узнал.

Но конечно, узнал. Я понял это по тому, как он ни разу на меня не взглянул. Куда угодно, но не на меня. Оно и понятно: «Aiwa» еще тогда была крутой, а сейчас, наверное, и вовсе раритет. Человек суеверный предугадал бы в такой встрече некий знак, некий тайный смысл, я же просто пожал плечами, да и то мысленно, и принялся за свою непосредственную работу — то есть молчать и слушать.

Вам, наверное, кажется, я утрирую что моя работа — это блистательные адвокатские речи, зажигательные, как смесь водорода и кислорода, взрывающие твердь закосневших в буквоедстве судей и зовущие к вершинам.

Вынужден вас разочаровать. В реальной жизни все куда проще, и любая, в том числе и «блистательная», защита чаще всего делается за счет вашего оппонента, чьи ошибки и недочеты и есть в итоге ваш выигрыш. Все довольно прозаично, верно? Но такова жизнь. Представьте себе адвоката, воздевающего руки к небу и насквозь жгущего пламенным глаголом гражданскую совесть присяжных в контексте дела о разделе имущества двух неуживчивых супругов или административной тяжбы хозяйствующих субъектов, не поделивших помещение старого кинотеатра на окраине Подмосковья, или что-нибудь столь же глобальное.

99,9 % дел — рутина. А рутину, как известно, рутиной вышибают: изучаешь документы. Потом опять изучаешь документы. И опять. И снова. И еще. Составляешь исковое заявление или готовишь ответный иск. Выбираешь материалы дела и… изучаешь документы.

Конечно, есть дела-исключения, но даже дело Левина к ним не относится. Это — обычное дело об обычном заказном убийстве, и при всех его волнующих лично меня подробностях и необычном развитии не привлечет особого внимания прессы, не грохнет на всю страну и не будет выделяться среди прочих заказных убийств. Через несколько часов «подозреваемые» сменят свой статус на «осужденные», а ранее осужденные продолжат отбывать свой срок за минусом того, что им там полагается за сотрудничество со следствием.

Все возможные доказательства собраны. Все возможные улики: деньги, переданные за убийство Левина, сами исполнители и даже заказчик — все здесь. Кроме Левина.

За него сегодня я.

Когда я спросил, не хочет ли Левин присутствовать при оглашении приговора лично, тот в ответ неопределенно пожал плечами. Не думаю, что Левин чего-то боится: учитывая ситуацию, ему, как потерпевшему, помимо собственной была присвоена еще и государственная охрана, да и покушения в зале суда — это все про Голливуд, а не про жизнь. Однако расспрашивать Левина о причинах отказа явиться в зал суда и увидеть, как человек, покусившийся на его жизнь, сядет в тюрьму, я, понятно, не стал.

Сегодня NN спокоен.

Не может же в самом деле этот лучезарный гражданин не понимать, что, исходя из того факта, что по делу N176–34–202017, возбужденному в связи с попыткой покушения на гражданина Левина И. Я., уже осуждены исполнители? От восьми до пятнадцати для заказчика — объективная реальность, даже несмотря на то что убийство не состоялось.

Или все же состоялось?

Возможно ли, чтобы некая часть души гражданина, сидящего на скамье подсудимых, умерла в тот самый момент, когда он принял решение? Та самая часть, которая сейчас бы ныла, болела и мучилась, но вот — умерла и теперь не болит и не мучается: NN спокоен. Он ждет. Чего он ждет, на что надеется? Я ловлю себя на мысли, что нарисовал на чистом листе скрипичный ключ, по многу раз обведя его контуры ручкой.