Любовь к фарфору

–Рационально мыслишь. Но эту гадость я рисовать на фарфоре не позволю.

Он был ошеломлён её придирчивостью, помрачнел.

Исидора удивилась, что он не возражает:

–Почему Вы молчите?

–Боюсь, что, если открою рот, то опять начну Вас ругать.

–О, Вы учитесь проявлять должное уважение и такт.

–Дальнейшее духовное восхождение для меня очевидно, ведь Ваша Августейшая особа требует особого внимания и такта.

Она понимала, что Андре говорит, как всегда, с подковыркой и перешла на крик:

–И правильно! Это Ваша прямая обязанность – слушаться меня! Я за это Вам деньги плачу. Вот такой перфективный, улучшающийся и совершенствующийся Вы мне больше нравитесь.

Но Исидора чуть не плакала. И не знала почему. Она отвернулась от художника.

Он вдруг начал излагать свою биографию:

–В Лорейн меня, тогда совсем молодого и «зелёного», привлекала не столько её миловидность, сколько её доступность. И когда она объявила о беременности, мне просто не было выхода…Агата показалась мне строгой и надёжной…Но какая же это была стерва! Моего сына ежеминутно ругала или упрекала, на меня постоянно орала, требуя то денег, то больше внимания. Короче, вывела так, что жениться больше не манит.

Девушка заговорила мягким, сердечным тоном:

–Вы засиделись допоздна…Пойдёмте домой. Я могу отвезти Вас до дома на карете.

–Буду благодарен,– широко улыбнулся француз.

Исидора вела по коридору в новый офис сестру. Весенний день сегодня тёплый и на сёстрах поверх бежевых платьев короткие чёрные пиджаки. Элизабет согревает плечи шалью, а голову бархатной коричневой высокой шляпкой с бежевым бантом, на котором большая брошь с жемчугом. Чёрная шляпка Исидоры обшита чёрной вуалью с бантом под подбородком, и украшена крупными цветами персикового цвета сбоку у лица.

Младшая сестра говорила:

–Темп моей жизни изменился. Раньше жизнь просто тихо текла, сейчас же несётся стремглав радостно и интересно.

У дверей мастерской художников курил Андре Планше и один из его подмастерьев.

Мужчины поздоровались с дамами, те ответили еле заметным реверансом.

Девушки вошли в кабинет, который на этот раз был более богаче в отделке и уютнее. Три слоя замысловатого молдинга под потолком. Синие ламбрекены и шторы в белый квадратик, белая тюль украшена кистями. Диван и стулья из тёмного дерева с синим сукном. Две подушки на диване из того же материала. Белый камин с подсвечниками из хрусталя. Круглое зеркало над камином, большое квадратное – между окон. На стенах круглые картины в ряд. Красный в цветочек ковёр. Рабочий стол с белым столешником и резными тёмными ножками.

Элизабет заметила сестре:

–У мсье Планше усталый вид. Много работаете?

–Да.

–И он не ропщет?

–Мне кажется, он преобразился в лучшую сторону. Не выражается, более сдержан, бреется даже. Чистенький ходит.

–Прогресс.

–И ещё мне кажется: тот, кто может изображать жизнь так искусно, не может быть плохим.

–Искусство, как духовный фактор…Сократ, да и многие философы, пишут о справедливости и доброте, а творят преступленья и зло…Ты можешь ошибаться в своих выводах. Да о чём вы вообще беседуете? Он не похож на интеллектуала.

–По работе…– уклончиво отвечала Исидора, отворачиваясь.

–А ну-ка посмотри мне в глаза.

Младшая сестра повернулась, робко подняла взгляд. В её глазах читалась некая сумятица и в то же время детская восторженность.

Исидора оправдывалась:

–Мсье Планше знает так много мифов! Разговаривая с ним, я будто попадаю в сказку…

–Думаешь, как мужчина, он могуч? А чего тогда обе жены от него убежали?

–Он сам их выгнал…

–Мужчина не может долго без женщины, он теряет способность удовлетворять женщину.

Младшая сестра в шоке узнавала:

–Боже! Откуда ты всё это знаешь?!

–Дамы из комитета делились опытом…– развела руками Элизабет.

–А почему ты уверена, что я непременно хочу с ним переспать? Что за бред? У меня чисто деловые отношения.

–Андре Планше красив, а, значит, опасен для женских сердец.

–Заверяю тебя: мы с ним очень далеки друг от друга. Он – мой работник, я выше и чином и положением в обществе.

–Ну-ну…-протянула старшая сестра, затем, проницательно всматриваясь в глаза Исидоры, спрашивала,– А могла бы ты ради любви покончить с собой?

–Нет. Ведь у меня есть искусство. Я уйду в тот сказочный мир и вновь буду счастлива.

Сестра давно ушла, Исидора тоже собиралась уходить, встала из-за стола, но тут в дверь постучали.

–Войдите,– автоматически проговорила леди.

Вошёл Андре Планше.

Узнавал:

–Вы сегодня не будите смотреть работу мастеров?

Девушка сморщилась, просила:

–Говорите потише, мсье Планше, у меня голова болит. Сестра сделала сюрприз – сменила все подушки в моём съёмном доме…Пока привыкала, все бока провертела…

–О, ужас! Как Вы вообще выжили в таких невероятных и ужасающих условиях?

–Ваша ирония неуместна.

–В моём кругу люди всю жизнь спят на соломе, и ничего, не жалуются. Привыкают, бедолаги, как-то…

Со злости Исидора бросила в него чашку со стола, из которой недавно пила чай. Француз поймал вещь, повесил за дужку на вешалку у дверей.

Обиженно напоминал:

–Весьма польщён Вашими знаками внимания. За нанесение телесных повреждений полагается компенсация.

–Но Вы же поймали чашку! Лгун!