Любовь к истории питая

Офицеры в этой войне были вроде официанта в ресторане, который готов подать генералу любое блюдо по его вкусу!..

Валентин Саввич продолжил разговор о патриотизме:

— В моем представлении патриотизм — это знание о своем Отечестве, и эти знания помогают нам правильно понимать и объяснять любовь к Отчизне. Он (патриотизм. — С. К.) не может быть каким-то приземленным чувством, проявляющимся в любви к какой-то деревне, какому-то березовому краю. Здесь должно быть все: память о поле Куликовом и стремление узнать, откуда есть пошла и как стала земля русская и как славяне пришли и разбили римские легионы, отчего летописец, над головой которого храпели татарские кони, старательно выводил старославянской вязью обращение к потомству…

Но, к сожалению, изучение истории нашего государства пошло путями, ведомыми лишь отдельным лицам…

Несмотря на то, что XX век слишком зримо «стеснительно опускал» отдельные этапы истории, она сама настоятельно требовала к себе внимания. Мощный «пласт» исторических романов увидел свет в послевоенные годы. Читателям были представлены такие книги, как «На сопках Маньчжурии» П. Далецкого, «России верные сыны» Л. Никулина, «Россия молодая» Ю. Германа, «Брусилов» Ю. Слезкина, «Кутузов» Л. Раковского, «Денис Давыдов» Н. Задонского.

Воинская доблесть, стойкость, взаимовыручка, самоотверженность русских людей — таковы главные качества, которыми справедливо гордятся исторические романисты, донося до нас, современников, правду о его славных предшественниках и подчеркивая тем самым преемственность важнейших черт национального характера.

Глава 8 ВЛАДЕЛЕЦ АМФОРЫ ЧУДЕС

В квартире Валентина Пикуля всегда есть какая-нибудь репродукция или какая-то фотография, которая неотступно вас будет преследовать, пока вы находитесь в доме. Естественно, также «по пятам» она преследует и хозяина дома.

Когда я впервые вошел в квартиру Валентина Пикуля, то, встретившись с остекленелыми глазами какого-то старца, даже оторопел. Этот взгляд так впился в меня, что места, на котором висела картина, я уже невольно стал сторониться. Хозяину я посочувствовал: ведь выйди он из своего кабинета — старец вопьется сердитым взглядом в спину, пройди на кухню — тоже проводит сердитым взором. Жутко чувствовать на себе этот леденящий душу взгляд.

— Распутин! — произнес Валентин Саввич, когда остановились перед фотографией. — Сейчас живу только им.

Странный все же метод «оживления» своих героев у писателя. Он по крохам, по крупицам собирает все о человеке, который ему будет необходим. Пройдут дни, годы, пока вдруг…

Пикуль мне пояснил, что должно произойти, но у меня возникла почти нереальная мысль — а может быть, этого не выдерживает изучаемый объект. Да, да, он понимает, что о нем собрано все, не только хорошее, но и то, что было сметено, скрыто от глаз. Но когда вдруг объект чувствует, что теперь он «обнажен» и изобличен, ему ничего не остается делать, как…

— Когда герой у меня оживает, начинает двигаться, как в кино, я сажусь и пишу. Тут уже меня трудно оторвать от стола. Все вижу, за всем наблюдаю, лишь успевай поскрипывать перышком. Даже стараюсь клякс не ставить, а то отвлекают.

Когда через два года я вновь приехал в гости, то на месте портрета отвратительного старца, висел другой — благообразного человека в жандармском одеянии…

А на кухне висела во всем блеске красочного наряда репродукция с картины Карла Брюллова.

Нельзя было не заметить, с каким теплом смотрит на нее Валентин Саввич.

— Юлия Павловна Самойлова, светская красавица. Быть может, только благодаря ей мы имеем Брюллова. Да, как это ни странно. У нас же почти никто не знает истории, почему Брюллов, женившись на ослепительной красавице, не прожил с ней и суток. Что за трагедия вошла в его судьбу? И оттого, что Брюллов ушел от жены, началось порицание его со стороны царского двора. От художника отвернулись все, кто еще вчера слезно умолял писать их. Вот в этот момент, как «привидение», возникла Юлия Павловна, приехавшая из Италии. Гордая и ослепительная красавица в роскошном бальном одеянии на этой картине удаляется с бала. Вот она остановилась лишь на миг, прижала к себе девочку-подростка, свою приемную дочь. Такой и запечатлел ее Карл Брюллов, назвав картину «Ю. П. Самойлова с Амачилией Пачини». Моя миниатюра будет называться «Удаляющаяся с бала».

Если вы помните картину «Последний день Помпеи», то Брюллов рядом со своим автопортретом поместил и портрет Юлии Павловны.

Одна фраза, оброненная в тот вечер Валентином Саввичем, стала преследовать меня.

— Есть еще одна работа Брюллова, где Юлия Павловна изображена так же, как на этой репродукции, но рядом с ней стоит еще арапчонок. Говорят, что эта картина где-то за рубежом.