Тоня говорит, как все говорят в ее семье и в других семьях в селах на Новгородчине: «куды» и «туды». Она говорит: «купалась в реки», «увидела гада в травы», «помыла в байне голову», «обстрекала ногу»...
Нынче Тоню ждет радость. Тоня так рада, что не может опомниться от радости, прыгает, как телушки Белянка с Чернушкой: нынче Егоровы переезжают в город. Там волки не воют, по дороге в школу не повстречаешь медведя, там есть кино, ходят на танцы, в магазине можно купить конфет и печеного хлеба. И там живут люди, есть девчонки, мальчишки. Там и начнется Тонина жизнь.
...Все было марево, знойная сутемь, не воздух, а цветочный настой, медовый сироп. Краски расплывались от зноя, контуры тоже подплывали. И не понять было, что на той стороне, деревня Ракитно, или серые валуны, или стога, или ракитовые кусты...
За ночь охолонуло, все умыло, воздух стал прозрачен. Ракитно — вот, рядом, рукой подать. Хорошо видны избы, пристройки, углы, окна с наличниками. Окна темные, наличники светлые, углы бурые, стены изб сизые. И слышно, как кричат ребятишки.
Вчера еще не было ничего, а сегодня — живая деревня Ракитно. Вот это подарок! Вот это ладно, добро!
Люба на коне ездила, на телеге, до Городни и обратно. В Блазнихе была один раз, на Новый год, а больше нигде не была.
В Новый год Любу водили на елку в школу, в Блазниху. Начало елки было в двенадцать часов. Люба с мамой и с Тоней вышли из дому в десять, когда только еще рассвело. Мороз был градусов двадцать, и Любу поверх шубы еще обвязали платком. Идти ей было тепло, и она не очень устала. В Городне отдыхали и грелись в крайней избе, у Тониной подруги Тани.
На елке Люба прочла стихи про кота Федота: «Лапы в тесте, хвост в муке, морда в кислом молоке. «Где ты ужинал, Федот?» — «В погребке», — мурлыкнул кот».
Люба прочла стихи с выражением, с чувством и удостоилась приза.
Домой шли, когда еще не село солнце, но уже появилась на небе луна. По ясному небу летали вовсю самолеты, блестящие, стремительные, чуть видные с земли, чертили белые линии, дуги и петли. Люба думала, что раз летают самолеты, значит, волки их не тронут, и не боялась. Приободренная успехом на школьной елке, она не отставала от мамы, Тони и Тани, катилась колобком от Блазнихи до Березова.
В первый и в последний: нынче зимой некому будет бегать по этой дороге, ее укроют снега, сровняют с полями.
Ручеек
Дорога трудна от Березова до Горы, а там все под гору, под гору. Там — просто.
Мы спустились в лог, с камушка на камушек перепрыгнули через ручей, поднялись полосой сжатой ржи, с замиранием сердца приблизились к жилищу Ивана Карповича: дома ли наш кудесник? Не подался ли к дочкам в поселок — помыться в бане?..
— Иван Карпыч! Ау!
Нет ответа. Замок на дверях. И удочки дома, стоят прислоненные к забору...
Мы стояли над глубоким логом, заросшим ольхой и стрекавой. Желтела дорога. Солнце садилось в лиловое облако. Мы молили Судьбу, Провидение, Рок: «Смилуйся и пошли нам Ивана Карповича!»
Мы понимали, что щедрость Рока не беспредельна, равно как и щедрость деда Ивана. Однажды он явился нам — добрый ангел, посланник Рока, с ивовым удилищем в руках...
И все же...
— Иван Карпови-ич! Где вы?! Ау!
Он появился внизу на дороге, как в сказке: дедушка-лесовичок; скрылся в зарослях и неожиданно скоро взобрался к нам на крутой склон. Заговорил с нами так, будто беседа наша прервалась не на месяц, а на какую-нибудь минутку:
— Пошел грибов поискать, да нету...
Я не очень слушал, о чем журчит Иван Карпыч. Ладно, что он журчит. Сразу запахло жизнью. Вскорости зафырчал огонь в летней печке, явились мед, простокваша...
Ночью мне не спалось: пружины в диване Ивана Карповича как будто за месяц еще обособились, лежать на них все равно что на бороне. Да и похолодало. Ладно, в ногах пристроился кот, один из котов Ивана Карповича, кажется, Васька. Он был хотя и тощий, но теплый, делился со мною теплом. Кот мурлыкал, урчал.
— Ишь ты, — сказал Иван Карпович, — распелся: «Вилы-грабли, ноги зябли...»
Хозяин тоже не спал. Он помолился, лег, ворочался, что-то шептал. Ему хотелось поговорить. Спать ему не хотелось.
— Не спите? — спросил Иван Карпович.
— Нет, — откликнулась моя жена.
— Сказочку хотите послушать?
— Хотим, — пискнула дочка.