Любовь моя

– Не скажи. Если бы Валя их писала, – с добром и любовью вспомним ее светлое имя! – то уж точно наполнила бы их оптимизмом и искрящимся юмором. Смею утверждать, что люди с юмором, как правило, обладают высоким интеллектом. Валя – незаменимая душа компании. От нее можно было заряжаться положительной энергией как от подстанции. Ее лозунги: «Как прекрасна жизнь!» и «Будь уверен в себе и тебе поверят». Ларошфуко, между прочим, так сказал. Валя – человек-праздник. До болезни она умела находить радость в любом пустяке и, шутя, с любовью, отвечать на любые кардинальные вопросы. Милая, легкая, солнечная, заводная. И это при ее пышных формах, олицетворяющих русскую щедрость! «Возраст душе не помеха», – утверждала она. А ты, Лена, – человек-забота. Не удивляешься собственному несовершенству? Мы сами губим свою жизнь печальным взглядом на многое события и по любому проигрываем, обрекая себя на жизнь в миноре. Валю мало волновало несовершенство мира и чужие, глобальные проблемы. Личное у нее всегда было на первом плане. Мне так кажется. Но даже собственные беды никогда не уводили ее с солнечной стороны жизни. В этом я вижу основу ее позитивного мышления, – не то в шутку, не то всерьез сказала Инна. По ровной интонации понять это было невозможно.

– Две взаимно исключающие позиции. Я бы их перемешала, – улыбнулась Лена.

– Попробуй, если не обременительно. По закону игры и вымысла всё возможно, – усмехнулась Жанна. – Только мы слегка припозднились давать советы. Вале лет этак… хотя бы десять скинуть. Да еще этот злосчастный диабет в последней стадии… Предадимся рассуждениям еще и на эту тему? И грустью грусть поправ…

– Опять перебор. Отсюда наша беспросветность. «Мне памятен трепет людей мечтавших, любивших и веривших…» Да… Валюша опоздала писать мемуары. Теперь ей уже не до юмора, – осторожно напомнила подругам Инна. – Позволю себе заметить, что мемуары… Что-то в них есть… посмертное, что ли?

Чтобы уйти от печальных мыслей, Инна затормошила Лену:

– Лариса, наверное, тоже боится творческого бессилия, творческого паралича?

– Все боятся. Еще мы не любим во всеуслышание, особенно для прессы, говорить о планах, о предстоящих событиях. Задаваясь новой целью, мы прячемся в скорлупу… и думаем, думаем. Ты знаешь, я теперь бываю истинно счастливой только в минуты абсолютной гармонии, когда пишу. Радуюсь, если у меня есть время побыть одной. Обычно одиночество – это нехватка общения, неблагоприятное состояние. А для меня оно имеет позитивный смысл: уединение как мощный ресурс для творчества, для внутренней медитации. Я его сознательно выбираю, поэтому получаю от него удовольствие и удовлетворение.

Аня, не открывая глаз, задумчиво произнесла:

– Намеренно подвергать себя экзекуции не по мне. Твой лозунг «Одиночество и свобода». Понимаю, в осмысленном уединении и гадкий утенок превращается в лебедя… Настроиться, как перед прыжком в ледяную воду, окунуться в него, потом взлететь и по новому задышать! И тогда каждое слово как стрела, как меч…

– Шедевры создаются в тишине, – поддакнула Жанна. – Уединение – это если ключик от него внутри тебя, и ты сам можешь легко выйти из этого состояния. В противном случае это одиночество.

«В любых областях жизни физики не могут без четких формулировок», – улыбнулась Лена.

– Не густо у тебя этого счастья, – с невеселой усмешкой отреагировала Инна на слова подруги.

– С чего это вдруг ты так решила? – удивилась Лена. – Предостаточно.

«Ее сегодняшнюю уклончивость и молчаливость каждая из нас истолковывает и определяет по-своему: усталостью, нездоровьем, гордыней. Да, да… Подвиг смирения люди часто принимают за гордыню. Например, как в случае монахов, отшельников-богоискателей. Я сама такая. Считаю, что в молодости они все грехи, какие бывают, совершили, а в старости подались в пустошь, чтобы жить жизнью достойной уважения, найти счастье в уединении, размышлять и молиться во имя спасения своей души, и тем приблизиться к Богу. Только ведь если в голове пусто, а в душе грязно…

Можно добавить сюда незаинтересованность Лены темой. Еще успеет раскрыться, если, конечно, захочет. И уж тогда она будет безудержна и неукротима как в юности», – улыбнулась про себя Инна, вспомнив их удивительно наполненные беседы.

И как бы в подтверждение ее мыслей Лена стала рассказывать:

– Мне сейчас вспомнилось первое знакомство с творчеством детского писателя Владислава Крапивина. Шло вечернее занятие с заочниками – их в тот послепраздничный день мало приехало. Они самостоятельно разбирались с лабораторными установками, а я решила полистать книгу, которую мне на день рождения подарил сынок. Она ему очень нравилась. Углубилась в чтение. Со страниц повеяло запахом неведомых стран, юными мечтами. Вдруг почувствовала, как волоски на моих руках зашевелились и вздыбились. Буквально торчком, ежиком встали. Это мурашки по коже побежали. Я удивилась: «Почему? Мне холодно? Нет». Еще раз перечитала страницу. Ничего особенного. Обычная беседа мальчишек. А мурашки опять покрыли руки. И я решила: «Значит, что-то в его произведении близко и дорого моей душе».