Любовь моя

У разных людей повышенная чувствительность на различные раздражители. «Чем меня пробрали эти незамысловатые строки, не изобилующие кудрявыми излишествами? Задели не красотой фраз, не музыкой слов, так чем же? На меня подействовала искренность и чистота главного героя? Она для меня важна. Но не это. Писатель всколыхнул во мне что-то мое собственное, глубоко личное? Нет, вроде бы. Он чем-то повлиял на мое подсознание? Через книгу, через эти добрые строки я ощутила энергетику самого автора? Его чувства резонируют с моими? Какая прелесть! Мы родственные души!» – подумалось мне тогда. Скажу как на духу: до конца так и не поняла, чем «взял» меня этот тонкий детский писатель-психолог. Кто-то хорошо сказал, что настоящий писатель тот, читая книги которого, ощущаешь всё, вплоть до запахов. Крапивин умеет выражать, казалось бы, невыразимое… Дивный писатель. Его книги – целая детская Вселенная!

– Твои – тоже, – заметила Аня.

– Какой будет детская литература будущего? – задала Жанна вопрос Лене. – Мы обрастаем знаниями, держимся за них, но приходят молодые и начинают отвергать нами созданное, наработанное.

– Пусть ищут то, на что отзывается их душа, и создают свое, новое. Ничего не надо отрицать и запрещать, – ответила Лена. – Носители чтения и темы изменились, но старые идеалы все равно сохранятся. У детей существует интуитивное понимание добра и зла. Они всегда будут на стороне Иванушки-дурачка, а не бабы Яги. А уж как в дальнейшем их жизнь перестроит, будет зависеть от многого, в том числе и от нас.

Лена задумалась, а потом продолжила рассказ.

– Давно случилось это первое знакомство с творчеством Вячеслава Петровича, а встретиться с ним лично я так и не смогла, – с сердечной грустью добавила она. Потом вспомнила из своего детства:

– Со мной при общении с людьми часто происходило что-то непонятное: я видела их не такими, какими они были на самом деле, а другими, мгновенно сформированными моим воображением. Я неосознанно дополняла увиденное. Я даже иногда могла не узнать человека, с которым уже встречалась, если он не соответствовал мною придуманному образу, потому что в моем воображении всё было преувеличено и расцвечено. Но мне-то казалось, что так было на самом деле. Поэтому я сама себе не всегда гарантировала достоверность происходившего со мной, и переживала, считая подобное отклонением от нормы. А это, всего на всего, было отлично развитое воображение.

– Это была эйфория наваждения и наваждение от эйфории, – рассмеялась Инна.

– Интересно, совпало бы мое заочное представление о Крапивине с оригиналом, если бы мы встретились? Уж больно много я домысливаю, достраиваю в человеке, а потом разочаровываюсь. Зачем переживать о не случившемся? Пусть он остается для меня прекрасной легендой. Хотя… встречи с талантливыми людьми украшают жизнь. Стоило ли терять моменты прекрасного общения и познания? Не так уж и много таких подарков преподносит нам судьба.

То же самое я могу сказать и о литературных произведениях. Иногда читаю книгу и на «ходу» что-то переделываю, переосмысливаю, а потом уже не помню, автор так говорил или я нафантазировала. Могу составить неправильное мнение, ошибочно трактовать произведение. Поэтому мне необходимо прочитать книгу второй раз, чтобы отмести собственные эмоции. В детстве я, зациклившись на каком-то одном тронувшем меня моменте, могла так пересказать известный всем фильм, что его не могли «опознать». Вот такая я неправильная. Даже посетив театр, я не сразу высказываю свое мнение, не делюсь им. Впечатление мне надо пережить, осмыслить, осознать, в себе что-то с его помощью открыть, обновить. У меня тут же может проснуться и вспыхнуть вдохновение…

Воспоминания многоцветными лучами-сканерами скользнули по поверхности Лениной памяти и исчезли.

– Вся наша жизнь – путь к себе, – согласилась с подругой Инна.

А Жанна подумала о Лене:

«Наверное, за всю свою жизнь ни о ком грубого неуважительного слова не сказала. От нее не услышишь резкой отповеди. Это ее принцип? Может, выбирает и говорит только о тех, за кем ничего плохого не числится, а на остальных закрывает глаза? А внутри себя и с отвращением, и со стыдом о ком-нибудь вспоминает или с унынием. Пожалуй, если надо, одним взглядом зарвавшегося человека на место поставит. А вдруг ее тоже иногда захлестывают волны ненависти? Но наружу они не выходят. Классика жанра. Хотя не похоже. Внешне она спокойная и мягкая, потому что уверенная. Про ей подобных людях говорят, что они душевные силы не экономят. И, тем не менее… удерживает всех на расстоянии. Именно у таких внутри бывают вулканы эмоций. Все-таки Лена очень изменилась. На первом курсе она была слишком простодушной, уступчивой, бесхитростной и улыбчивой, а в некоторых жизненных вопросах безнадежно инфантильной. И вот тебе… писатель. Хотя уже тогда она часто бывала погруженной в себя. И глаза ее всегда были по-стариковски печальные».