Любовь моя

Особенно поразила и привела меня в восторг одна женщина-профессор. С первого прочтения так понять и прочувствовать суть произведения, суметь охватить его единым взглядом! Такое тонкое, яркое и концентрированное исследование я получила впервые. В нем проявился не только профессионализм, но и талант человечности. С радостным изумление я читала ее очень точные, четкие, логичные, изящные строки, вдыхала аромат ее удивительных фраз. Какая глубина при внешней легкости и простоте слога! Я тогда еще подумала: вот это настоящий профессор! Какое знание предмета, чутье, умение совсем просто и удивительно интересно выражать свои мысли. И в мои годы не грех у нее поучиться. Такого бы педагога мне в юности! Я бы с ней основательно поработала. Судьба поздно подарила мне эту встречу. Но главное, что подарила! Женщина оказалась очень молодой для доктора наук. Милая, обаятельная и очень скромная, из простой советской семьи. И что самое интересное, по первому образованию – физик. Наша закваска!

У меня есть знакомый профессор. Обыкновенный, ничем особенно не выдающийся. И вот как-то прихожу я в одно учреждение, а там по стенам развешаны портреты исторических личностей и знаменитых людей современности. Так вот его портрет в позе великого академика оказался по размеру вдвое больше любого, из висевших с ним в одном ряду. Удивилась, конечно. Уважение как шагреневая кожа уменьшилось. Вот к нему за рецензией я бы точно не обратилась. Очень понятный мне типаж.

– Чехов свои произведения комедиями называл. А твои книги, по ее мнению, под какой жанр подпадают?

– Рецензент не ставила перед собой цели определять категорию, в ее планы входила оценка. И правильно. Какая разница? Вольтер говорил, что все жанры хороши, кроме скучного.

– А как ты насчет редакторов и корректоров?

– Они как хлеб необходимы. Их тщательностью и трудолюбием текст может засиять! Они должны впиваться в каждое слово, в каждую запятую и тире. Автору сложно купировать, срезать куски текста, если даже они его чем-то не устраивают, допустим, слишком затягивают, удлиняют сюжет. Помню, отдала я свой труд на откуп редактору и попросила, чтобы он делал с моим текстом всё, что ему заблагорассудится, потому что у меня в запасе еще много наработок.

– Ты купалась в материале?

– Тонула. Но редактор был очень корректен, слишком бережно относился к каждому слову, будто щадил меня. «Это не есть хорошо». Но не могла я ему диктовать, требовать, меня сковывал его профессионализм. Так мне его характеризовали. Пришлось после него еще одного найти.

– Вычитывая чужие тексты, редактор должен быть жестким и принципиальным, – согласилась Инна. – Только сложно в себе совмещать тонкость восприятия и твердость. Но я понимаю: автору еще труднее отрывать от сердца «родные» ему строки.

– В этом деле нельзя форсировать события. Текст после редакторов снова имеет смысл просматривать. Они могут не так понять твои мысли или ты категорически не согласишься с некоторыми моментами их правки. А как-то у меня маленький смешной случай произошел. Я долго наблюдала за поведением ворон и обратила внимание на то, что они «разговаривают» по-разному: резко каркают, отпугивая врагов, и нежно «кракают» с птенцами в гнезде. Я гордилась своим открытием. Но редактор исправила это слово, посчитав его ошибкой, а я не отследила.

– Пустила на самотек? Это на тебя не похоже.

– Была не здорова, а сроки поджимали. Да и моя занятость – ты же знаешь… И обложки двух последних книг для подростков мне не нравятся. Я отослала в издательство кассету с массой вариантов, указала предпочтительные, но они выбрали на свой вкус из своих запасов, а меня не уведомили. Понимали, что не смогу приехать и проконтролировать. Чего уж теперь…

* * *

Аня, судорожно ища повод продолжить разговор с Леной, начала торопливо делиться:

– Лариса как-то писала мне: «В детстве были писатели, которые влияли на формирование меня как человека и будущего писателя. Это Некрасов, Короленко и Лермонтов. Без них я жалела бы только себя. А масштаб Пушкина я оценила много позже, чем Чехова».

«Я себя через запятую рядом с великими не числю. Но пусть что угодно говорят обо мне завистники – я доверяю мнению Василия Белова о моих книгах, его честному, мудрому слову. Наше с ним ни к чему не обязывающее эпистолярное знакомство мне очень дорого. Мы состояли в долгой переписке. Жаль, что к тому времени он был уже очень болен. Да и я никак не отходила от тяжелой затяжной болезни и всяких там химий и облучений, поэтому не могла к нему приехать в гости, о чем до сих пор сожалею», – писала мне Лариса.

– Не поучиться, за благословением ездят к современным классикам, – настырно встряла в рассказ Ани Инна. И подумала ревниво: «Она и к Лариске заезжала-захаживала?»