Любовь не помнит зла (Трава под снегом)

— Ладно, ладно… — добродушно хохотнул Командор в трубку, слегка, впрочем, уязвленный. — А потом познакомишь? Надеюсь, она молода и красива? Если что, я тебе помогу, сынок…

— В чем ты мне поможешь?

— Помогу побыстрее с твоей коровой Анной разделаться. У меня в этих делах опыта побольше. Так познакомишь?

— Пап, давай я сам разберусь, ладно? Я и сам пока ничего не понимаю.

— Ну, хорошо. Сам так сам. И все же…

— Пока, пап. Я больше не могу разговаривать. У меня мясо горит…

Короткие гудки заверещали в ухо, и Андрей Васильевич отбросил аппарат на стол. Телефон легко заскользил по гладкой поверхности, рикошетом отскочил от края подноса с чашкой кофе, потом юркнул вниз, неслышно упал на мягкое покрытие пола. Так. Это что? Он психует, что ли? А не сам ли давеча убеждал сына на предмет перемены семейных обстоятельств? Тогда откуда взялись нервные жесты с бросанием телефонов? Сынок-то, наоборот, послушным оказался. Внял папочкиным советам. Ишь, быстро как прокрутился! Уже и молодуху себе нашел. Похвально! Но расслабляться не стоит, надо этот процесс полностью проконтролировать. Еще неизвестно, что там за молодуха такая выискалась…

* * *

Андрей быстро сунул в карман телефон, подмигнул поднявшему голову от мангала Кирюхе:

— Переворачивай быстрее, горит же! Ни на минуту тебя при деле оставить нельзя!

— Не волнуйся, не сгорит. Слушай, а чего ты Аньку с маманей утром провожать не поехал? Приперся с вечера сердитый… А я что? Я же тебе в ночевке не откажу. И спросить не спросил, чего ты вдруг домой не поехал.

— И правильно, что не спросил. Твое дело другановское — ни о чем не спрашивать. Раз приятель заявился на ночлег, значит, так и надо.

— Да это понятно, не учи ученого. А чего папаня звонит? Изволновался весь, да? Ножками сучит, пальчиком грозит? Ишь, какой папаня нервный тебе попался.

— Нет. Не сучит и не грозит. Совершенно нормальный папаня. Зови девчонок, сейчас первая порция подойдет.

— Да успеется… Они вон за пацаном пошли. Слушай, а странный пацан, правда? Другой бы бегал-прыгал, а этот зашел в лес, встал меж деревьями, задрал голову вверх и смотрит, смотрит… Уже минут сорок прошло, как стоит. Чего он там углядел-то?

— Не знаю…

Андрей обернулся, нашел глазами бредущую по снежной целине Лесю. Вот она подошла к мальчишке, обняла за плечи, склонилась, потрясла его слегка. Потом тоже задрала голову вверх, тоже замерла будто. Интересно, чего они там увидели? Надо будет спросить…

— …Да ты посмотри, посмотри внимательнее, Лесь! Вон та ветка держит на себе снег с гордым достоинством, будто так и надо. А вон та, которая чуть повыше, видишь, какая норовистая? Так бы и стряхнула его с себя поскорее! Они живые, ветки-то, они все чувствуют, как люди. Видишь?

— Ага… Вижу… А ты не замерз, Илька? Ты давно уже тут стоишь… Мы-то коньяком согрелись, нам не холодно. Может, к костру пойдем? Скоро шашлыки будут…

— Погоди… Погоди, Лесь! Давай еще постоим. Ты знаешь, мне кажется, что сегодня здесь какой-то праздник происходит.

— Какой праздник?

— Зимний. Лесной. Солнце с деревьями балуется. То одно дерево тронет, то другое. А вон на той сосне, на верхушке, будто короной село. Красиво так… Оно, наверное, эту сосну королевой праздника выбрало. Эх, надо было с собой бумагу и краски взять… Жаль, что у меня мольберта нет. Но это ничего, я и так все запомню…

— Ильк, мы непременно купим тебе мольберт, честное слово! Я устроюсь на новую работу, и купим.

— Да ладно… Нам с тобой не до покупок. Быть бы живу. Ничего, Лесь, прорвемся.

— Ага, прорвемся. Обязательно прорвемся. Пойдем, замерзнешь…

— Эй, вы чего тут застряли? — окликнула их издалека Ритка. — Пойдемте уже! Так шашлыками запахло, что у меня желудок от предчувствия в трубочку свернулся.

— Идем, идем! — пошла ей навстречу Леся, увлекая за собой Илью.

Почему-то с утра настроение у нее сложилось насквозь бесшабашное. А потом и свежий воздух, и выпитый перед шашлыками аперитивом коньяк добавили к этой бесшабашности еще и счастливую уверенность, что она этот день заслужила. Как сказал Илька — зимний праздник. Если у деревьев он есть, пусть и у нее будет. Белый, холодный, с яростным, преломляющимся сквозь желтые стволы солнцем, с веселым хмельным головокружением, с аппетитным запахом дыма… А еще — с этим красивым синеглазым парнем, ее «должником» по фингалу. Да ради такого праздника она согласна и второй глаз под кулак подставить, если на то пошло! Хотя нет, лучше не надо…

— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… — неожиданно засмеялась Леся и, выйдя на тропу, закружилась в вальсе.

— Ты чего, Леськ? — улыбаясь, радостно уставился на нее Илька.

— Да так, ничего… Песенка одна привязалась, с утра в голове вертится.