― И попробовал! Подал рапорт, демобилизовался и стал коммерсантом. А спустя три года ваша фирма с треском лопнула. Так?
― Не так, лапочка! Не так! И ты это прекрасно знаешь! Она не лопнула, мы её сами закрыли. Заработали капитал и закрыли. Ничего необычного в этом не было. Просто наша совместная с Гошей деятельность себя изжила и мы разбежались. Кроме того, мне захотелось чего-нибудь новенького.
― И потому ты подался в охранники!
― И опять ты передергиваешь, киска! Не в охранники я подался, а организовал с ребятами частное охранное бюро. Чувствуешь разницу?
Я ничего не ответила, а муж тихонько засмеялся:
― Чувствуешь, а молчишь из упрямства. Между прочим, и это мое начинание оказалось удачным. Сейчас наша фирма одна из лучших в Москве, мы сотрудничаем с очень серьезными людьми.
― Сказать все можно! ― стояла я на своем.
― Если бы мы плохо работали, давно бы прогорели. Мы же растем, расширяемся, деньги зашибаем. Ведь я же достаточно домой денег приносил, правда? На жизнь нам хватало, верно? А ты продолжала работать только из-за своего чрезмерного стремления к независимости. Хотя могла бы легко сидеть дома и жизнью наслаждаться.
― Ты сам-то хоть веришь в то, что говоришь? Жизнью наслаждаться! Да один день, проведенный в обществе твоей дорогой мамочки, можно засчитывать за год пребывания в колонии строгого режима. Причем, особо опасные преступники в сравнении с ней ― невинные младенцы на лужайке.
― Ты очень сурова! Старушка, конечно, не сахар и временами бывает просто несносна, но сравнить её с рецидивистами, убийцами и маньяками! Это перебор! ― театрально возмутился Роман.
― Да она меня ежедневно без ножа резала! Причем, на пару с тобой. Ты, что, лучше неё был? Вечно замкнутый, сердитый, раздраженный. Приходил домой заполночь, садился в кресло и делал вид, что очень устал. Конечно, если нечего жене сказать, так лучше отмалчиваться.
― Права, права на все сто! Все так и было, но у меня есть маленькая поправка. Действительно, молчал! Но не потому, что к тебе охладел и не находил тем для разговоров, а потому, что уставал, как собака. Подумай сама! Днями пропадаешь на работе, вокруг люди, суета, проблемы. С людьми нужно разговаривать, проблемы нужно решать... бедлам! Ответственность давит, неурядицы достают. Домой приползаешь только поздно вечером и это, к слову, в том случае, если ничего экстраординарного не случилось и никуда не надо срочно нестись. Ну вот, приезжаешь домой, переступаешь порог и все! Спекся! Ты в тихой гавани и можно расслабиться. Силы моментально покидают тебя. Хочется сидеть в мягком кресле, смотреть на любимую жену и молчать. Шевелиться, заметь, абсолютно не хочется. Кстати, не подумай, что я жалуюсь. Мне моя работа очень нравится, и денег я зарабатываю достаточно. Могу жене подарки дарить...
Он развернул меня лицом к себе и искательно заглянул мне в глаза.
― Врун и подхалим! ― фыркнула я. ― Если с работой все так замечательно, чего ж на диване месяц пролежал злой, как черт? Какой-то отпуск придумал...
― Ничего не придумал, ― запротестовал супруг. ― Действительно, отпуск. А злой потому, что перед этим у нас было сложное дело и мы потеряли двух отличных ребят. Ничьей вины там не было, они знали на что шли, но от этого не легче. Ребят-то в живых нет. Я в отпуск не хотел, но компаньоны заставили. Сказали, от переутомления у меня нервы совсем сдали, а таком состоянии и до ошибки не далеко. Вот и отправили на диван отлеживаться.
― Получается, я зря на тебя накинулась и требовала заняться поисками работы? ― виновато спросила я.
― Выходит, что так, ― расплылся муж в довольной улыбке.
Сдаваться без сопротивления не хотелось, и я выдвинула последний аргумент:
― Но ты стал много пить! Весь день не выпускал из рук банку с пивом.
― Ну, это ты преувеличиваешь, ― подмигнул мне супруг.
― А что ты меня ударил, я тоже преувеличиваю? ― ехидно поинтересовалась я.
При этих словах Роман нахмурился и очень серьезно ответил:
― Тут мне прощения нет. Виноват.
Я согласно кивнула, одобряя такую самокритичность, а он торопливо продолжал:
― Но у меня есть оправдание. Ты сказала, что не любишь меня и никогда не любила. Припоминаешь? Слышать такое от обожаемой женщины было обидно, и я не сдержался. Прости, если можешь. Очень прошу, забудь и прости.
Честно говоря, я его уже простила. Как только почувствовала тепло его рук, вдохнула запах знакомого одеколона, так и рухнули все мои бастионы.
― Прости меня. Я без тебя жить не могу, ― шептал Роман.
― А сам кричал, что отлично проживешь! ― не удержалась я.
― Врал. Нагло, безбожно врал. Поехали домой.
― К Аделаиде не вернусь, ― тут же ощетинилась я.
― А кто про неё говорит? ― вскинулся супруг.
Взял мои руки в свои, прижал к груди и заворковал:
― Я квартирку купил. Хорошую. Обставлять, правда, без тебя не решился. Но кой-какую мебель присмотрел, особенно в комнату маленького.
― Откуда знаешь? ― дернулась я.