Я вошла в холл и оказалась в центре возбужденно галдящей толпы. Казалось, все сотрудники до единого, вместо того чтобы разойтись по рабочим места и прилежно трудиться, сгрудились на первом этаже и оживленно обсуждали вчерашнее покушение. В центре стоял ночной сторож, которому, между прочим, давно пора было бы уйти домой и завалиться отсыпаться после дежурства, и энергично жестикулировал. Благодаря происшествию, он вдруг из незаметного служащего превратился в главную фигуру дня и от всей души наслаждался новой ролью. Все говорили одновременно, в воздухе висел разноголосый гул, но пронзительный голос Татьяны перекрывал весь этот гомон и резко взмывал к высокому сводчатому потолку.
Сотрудникам, увлеченным интересным разговором, было не до посторонних и потому моего появления никто, кроме Колькиной невестки, не заметил. И это было нормально, ведь от её острых глаз вообще ничего не ускользало, а уж появление ненавистной соседки и «проныры» и подавно. Увидев меня, она громко фыркнула и громко, ни к кому не обращаясь, объявила:
― Явилась, не запылилась!
Я широко улыбнулась в ответ и ласково пропела:
― И я вас приветствую, Танюша!
Она пренебрежительно дернула плечом и повернулась ко мне спиной. Я грустно усмехнулась. Детский сад, ей Богу! Если она думала меня обидеть, так зря старалась. Подобные демонстрации мне не в новинку, их на протяжении многих лет устраивала любимая свекровь.
Осторожно лавируя между людьми и вежливо здороваясь с теми, кто удосужился обратить на меня внимание, я упорно пробиралась к собственному кабинету. И тут вдруг в стороне от всех, у настежь распахнутого окна, заметила Григория. Он с отсутствующим видом покуривал сигарету, и на первый взгляд казалось, совсем не замечал царящей вокруг суеты. Я резко изменила направление движения, вынырнула из плотной толпы на свободное пространство и подошла к нему. Торопливо поздоровавшись, с придыханием заметила:
― Что делается, а?
В ответ он даже головы не повернул, просто безучастно кивнул, демонстрируя явное нежелание вступать в разговор. В другое время и при других обстоятельствах, ни за что не стала бы навязывать свое общество, теперь же не обратила на его минорное настроение ровно никакого внимания и с оживлением, которое даже мне самой показалось уж очень преувеличенным, продолжала:
― И ведь как все странно!
Тут он проявил некоторый интерес и даже глянул в мою сторону:
― Ты о чем?
― Ну, как же! ― с готовностью воскликнула я. ― Сначала убили Тихомирова, теперь вот пытались проделать тоже самое с Мариной Ивановной. Разве не странная последовательность?
Григорий сдвинул брови и угрюмо пробурчал:
― Какая тут связь? Марину же просто пытались ограбить?
― Да что ты? ― наигранно изумилась я. ― Все вот так просто?
― К чему ты клонишь? Не понимаю я твоих намеков! Если есть что сказать, так не темни, говори прямо!
Я согласно кивнула и медленно, с расстановкой, как отстающему ученику, не понимающему простых вещей, начала объяснять:
― Тихомирова убили и унесли портфель, в котором лежали деньги. Много денег! Так?
Григорий молча мотнул головой в знак согласия. Я, довольная наладившимся взаимопониманием, с жаром продолжала:
― А потом Марина Ивановна случайно увидела одного человека у нас в офисе. И, представляешь, с этим портфелем в руках! Не знаю, чего она добивалась, но мне доподлинно известно, что бухгалтерша поговорила об этом с тем человеком. И сразу после этого её пытались убить. Ну, разве не странное стечение обстоятельств?
Григорий мертвенно побледнел, мертвой хваткой схватил меня за руку и злобно прошипел:
― Ты на что намекаешь, подлюка?
Я сердито вырвала руку и выпалила в ответ:
― Что тут намекать? И так все ясно, как божий день! Мне сама Марина Ивановна все рассказала. Это тебя она видела с этим чертовым портфелем на следующий день после убийства!
Видно, я говорила слишком громко, потому что на нас стали обращать внимание стоящие поблизости сотрудники. Григорий тоже это заметил, опять схватил меня за руку и потащил в дальний угол.
― Что ты орешь? ― испуганно зашептал он.
― А мне нечего скрывать! Это ж не я с портфелем убитого Тихомирова по офису разгуливала! ― огрызнулась я, рассерженная его грубостью. ― Кстати, где портфельчик сейчас? Почему сегодня явился без него?
― Навязалась на мою голову! ― простонал Григорий. ― Ты думаешь, что это я... Тихомирова?
― Точно! И Тихомирова, и Марину Ивановну и, возможно, Степана. Но о последнем могу только догадываться, наверняка сказать не могу.
― Сумасшедшая! Да и вообще, почему ты так уверена, что это его портфель? Может, просто похожий?
― Потому, что после того, как бухгалтерша кое-кому рассказала о нем, её попытались убить. Будь это другой, с ней ничего бы не случилось.
― Ну, так почему её не убили? ― хмыкнул Григорий.
― Не успели! Думаю, злоумышленника спугнуло появление нашего «Москвича». Пришлось ему оставить свою жертву и делать ноги.
― И ты считаешь, что это был я? ― сердито спросил Гришка.
― Точно!
― Можно спросить, почему?