Любовь по обмену

– А-а, – отрицательно качает головой, – это всего на пару дней. Женское лето. Ну, в смысле, так называют у нас этот период, когда природа дарит несколько теплых дней перед заморозками – Babye leta. У вас ведь тоже бывает такое – Indian summer, если не ошибаюсь?

– Да, – усмехаюсь. – Жаль… Прикольно будет посмотреть на вашу зиму.

– О, – протягивает Зоя, – это совсем не прикольно. Полгода снега, серости и мороза. Сама не понимаю, как мы выживаем такое количество дней без солнца.

– Без солнца… – повторяю за ней как во сне.

Нет, я все же ей не верю. Они, русские, такие шутники, что никогда не упустят случая надо мной подшутить.

Входим в супермаркет.

– Привет, как дела? – бросаю Диме.

Они стоят с Машей возле камер хранения в спортивной одежде, на головах бейсболки.

– Спасибо, хорошо, – отвечает Маша, улыбаясь.

– Привет! – коротко бросает Дима, принимает наши сумки и запихивает в железный ящик. Передает мне ключ от камеры. – Поторопимся? А то пропустим наш автобус.

– Окей, – иду за ним.

– Что нужно взять? У кого список? – интересуется Маша.

– У меня. – Зоя достает из кармана толстовки небольшой листочек. – Здесь все, кроме выпивки. Сколько ее брать, не знаю.

– Сколько дотащим. – Дима берет тележку и ведет нас за собой. Оборачивается ко мне: – Со спиртным у нас строго, если кого заметят пьяным или найдут в домике бутылки, сразу отчислят. У завкафедрой есть привычка: придет утром, пока все спят, и проверяет.

– Понимаю, – киваю, – у нас с этим тоже все серьезно.

– Поэтому пиво мы положим на дно сумки, а сверху вещи.

– Оу… – Надо признаться, хорошая идея. – А водка? – спрашиваю по-русски.

– Хм, – Дима косится на меня, придерживая тележку, – тебе для результата или для удовольствия? – пожимает плечами. – Можно ведь и то и другое устроить. Водку в России пьют, конечно, но редко и не все. Это такой напиток, чтобы согреться, отпраздновать что-то, поорать песни за столом. В остальных случаях – пиво, вино, шампанское.

– Поорать?

– Ага, вроде того. Ты еще не пил водку, как приехал?

– Нет, – признаюсь честно.

Мы идем вдоль продуктовых рядов. Маша, сверяясь со списком, кидает в тележку картошку, лук и растительное масло.

– Вообще ничего не пил? – Дима строго смотрит на Зою.

– А что? – спрашивает она, разводя руками.

Самое страшное, когда русские говорят свое «shto-o?», оно звучит особенно угрожающе.

– Нет, – усмехаюсь.

Мне и самому это удивительно.

– А чем вы тогда вечерами занимались?! – вопрос снова адресуется Зое.

– Учебой, можешь себе представить? – ворчит она и отворачивается к прилавку с молоком.

Знаю, о чем она сейчас думает – вспоминает наши посиделки на крыше.

– Люди, люди, – вздыхает Дима, – сколько ваших ошибок еще придется мне исправить…

Маша, смеясь, подталкивает его вперед.

– Раз, два, три, – считает Калинин по-русски, складывая пиво в тележку.

– Че-ты-ре, – помогаю я, – пьят.

– Шесть, семь. – Дима берет сразу упаковку, и я тоже, поэтому мы быстро сбиваемся со счета. – Нефильтрованное, живое – самое вкусное. – Он показывает мне большой палец.

– Это… не опасно? – интересуюсь.

– Вот молоко из-под коровы – опасно, а это… – проверяет срок годности на этикетке, – абсолютно безопасно.

Русские обожают рисковать, а я к такому еще не привык. Тоже смотрю на этикетку. Если оно быстро портится, есть шанс отравиться. «Срок годности семь суток»… О мой бог…

Сверяемся со списком, Маша добавляет в тележку какие-то консервы.

– Что это? – спрашиваю у Зои, потому что обычно она озвучивает мне русские названия продуктов в магазине, чтобы я их запомнил.

– «Too-shon-ka», – говорит она.

– Что это такое?

Все трое, перебивая друг друга, пытаются объяснить мне, что находится в банке:

– Тушеное мясо.

– Мясные консервы!

– Мясо со специями!

Вижу корову на этикетке и успокаиваюсь. Ну, окей, тогда, наверное, все в порядке.

Идем дальше. Зоя показывает на товары и озвучивает русские названия:

– «Tchаi», «kan-fe-ti», «ze-fir».

– Маршмэллоу? – переспрашиваю, хватая упаковку.

– Да. «Ze-fir», – смеется она.

– Мне не повторить. Какое сложное слово! – убираю сладости на полку.

Вечно у них все усложняется. Зачем говорить «tchаi», если есть такое легкое слово – «tea»? Или «flowers» – так красиво звучит, так нет же, они придумали слово «tsviti-i-i»?

– «Salo», – указывая пальцем на витрину, говорит Зоя.

– О, купим, купим? – радостно восклицает Маша.

Наклоняюсь и разглядываю маленькие брусочки жира, обтянутые пленкой.

– Бр-р-р, как это можно есть?

Дима ржет, складывая в корзину сразу пару штук.

– Это очень вкусно. Вы же едите обжаренный бекон?

– Ну да, – неохотно соглашаюсь, – но это же совсем другое!

– Хлеб! – вспоминает Зоя, не обращая внимания на то, как я морщусь при взгляде на их «вкусный жир». – Нужно взять побольше хлеба!

Да уж, куда без этого. У них все едят с хлебом. После того как я видел отца Зои, поедающего арбуз с хлебом, меня уже ничем не удивить. Даже несмотря на то, что меня убеждали, будто остальные русские так не делают, верится с трудом. Если увижу, как они хлеб с хлебом едят, даже бровью не поведу.

– А почему здесь десять касс, а работают всего две? – спрашиваю, когда мы застреваем в очереди.