Любовь по обмену

Они и правда говорят так громко, будто не верят в то, что англоговорящие незнакомцы могут понимать их. Но что-что, а как, например, называются части тела, я уже знаю. Да и слово «задница», сказанное с придыханием, мне тоже знакомо.

Зоя

Когда две совсем молоденькие девчонки начинают без стеснения рассуждать о достоинствах попки моего парня, мне почему-то хочется к ним присоединиться. Так и подмывает согласиться вслух, но я просто смеюсь, наклонившись к Машке.

– Вообще, они красивее наших мужиков. Однозначно, – говорит одна.

– И одеваются нормально. Не то что эти, – машет рукой на очередь к кассам вторая. – Дубленки, шапки колхозные, джинсы как с барахолки.

– Может, познакомимся с ними? – предлагает первая, громко жуя жвачку.

– Я по-ихнему не понимаю, – морщится подруга, – да и они вроде со своими телками приперлись.

– Жаль, – вздыхает вторая, – красавчики. Высокие, ничошные, вполне секси. И почему у нас мало таких?

– Патамушта, – бросает ей через плечо Джастин.

Глаза девушек округляются, а рты открываются в немом изумлении. Американец быстро отворачивается, а нас с Машкой уже складывает напополам от смеха. Жаль, веселые подружки никогда не узнают, что сказано это было почти наугад. Зато как в цель попало – умрешь со смеху!

– Эй, а где масло? – интересуется мой спутник, задержавшись у прилавка с ведром попкорна.

– Какое масло? – оттаскиваю его подальше, чтобы не пугал продавца.

– Ну, знаешь… – Он продолжает оглядываться по сторонам, все еще не веря, что его могли так жестоко обмануть. – У нас в кинотеатре стоят такие штуки… цистерны с краником. В них растопленное сливочное масло, которым можно залить попкорн. В этом же самый кайф: сидишь, смотришь, попкорн плавает в масле, ты ешь его, облизываешь пальцы.

Я морщусь. И этот человек брезговал попробовать сало!

– Нет, Джастин, у нас есть соленый попкорн и сладкий – с глазурью. Всё.

– Правда? – Он кажется мальчишкой, которого лишили игры в приставку и заставили вместо этого прибираться в своей комнате.

– Ну, прости.

На его лице безысходность.

– Значит, масла не будет? – последняя попытка воззвать к справедливости или чуду тоже проваливается.

– Не будет. Идем.

Ворча, он идет в зал.

Мне смешно. Вчера этот бугай размахивал кулаками, как Брюс Уиллис, а сегодня обижен тем, что жизнь в России так сурова, – это ужасно мило.

Мы рассаживаемся, гаснет свет, и привычно громкие разговоры затихают. На экране крутят трейлеры будущих новинок, затем идут заглавные титры фильма, а мы с ним так и продолжаем заговорщически переглядываться. Наши локти почти касаются друг друга, края ботинок тесно прижаты, мы тянемся и нуждаемся в этом контакте больше, чем в чем-либо другом.

Мы одни. Наедине. На нашей крыше. В лесу. В домике на базе. Мы делаем домашку в гостиной моего дома. Смотрим телевизор. Мы в его комнате под одним одеялом.

Это незримая, но крепкая связь. Кто-то пропускает электрический ток между нами, и мы становимся двумя магнитами. Рискнешь дотронуться, даже просто провести рукой, тотчас получишь удар током. Возьмешь за руку – тебя пронзит насквозь острой молнией.

Движение навстречу не прекращается. По чуть-чуть, по миллиметру, но мы сдвигаемся друг к другу в темноте. Я влево, он вправо, и дыхание перехватывает, рассыпая по всему телу искры мурашек. Ребята по обе стороны от нас захвачены фильмом, мы – друг другом. Я почти готова воспользоваться тем, что они увлечены сюжетом и не смотрят на нас, и кладу руку на подлокотник. Оставляю немного места, чтобы он мог положить рядом свою, но Джастин так и не решается. Медлит. Ждет чего-то. Испытывает мое терпение.

– Вот так лучше, – берет его руку Дима и волевым решением кладет поверх моей с легким нажимом. – А то ведь мы все здесь, дураки, собрались, да? И ничего не понимаем?

Клянусь, это звучит как благословение. Я оглядываю ребят: Маша улыбается, Ира прикусывает палец, хихикая, Никита показывает большой палец вверх. Друзья одобряют наш союз. Никаких нравоучений по поводу Славы и того, что я его бросила. Только поддержка. Это жутко приятно.

Смущение накатывает горячей волной. Робко перевожу взгляд сначала на наши с Джастином руки, а затем очень медленно и стыдливо на его лицо. Кажется, парень только рад. А я тем более: кладу голову ему на плечо, трусь виском и чуть не мурлычу, когда наши пальцы переплетаются в замочек.

-22-

Джастин

Наше возвращение домой не остается незамеченным. Родители суетливо накрывают на стол, и отговорок о том, что нами за вечер было съедено огромное ведро попкорна, а затем мороженое в парке и бургеры в кафе, они не принимают. Мы едва досиживаем за столом до конца, пряча счастливые улыбки, а затем чуть ли не наперегонки бежим наверх.

Объяснение, что нам нужно «заниматься», устраивает всех, и, слава богу, никто не пытается уточнить, чем именно «заниматься» мы планируем.

Зоя идет переодеваться, а я захожу в свою комнату, включаю компьютер и делаю видеозвонок сестре. На удивление, она оказывается дома. Не в смысле – в общежитии, а реально дома – в своей комнате. Точно – сегодня же выходной, а значит, она приехала навестить маму.