Любовь по обмену

Когда соединение обрывается, я соскакиваю со стула и бегу к зеркалу. С первого взгляда ничего не замечаю. Но стоит мне только откинуть назад волосы и повернуть голову налево – как я делала в разговоре с братом, как на шее отчетливо проявляется фиолетово-красное пятно. Одуреть. С ума сойти… Чтоб мне провалиться!

Джастин оставил мне засос.

-21-

Джастин

Мы ложками выгребаем кашу и спускаем ее в унитаз. Смеясь, Зоя что-то объясняет всполошившейся матери, и та тоже начинает хохотать за нашей спиной. Я облегченно выдыхаю, потому что еще минуту назад женщина смотрела на меня, как на умалишенного. Когда она выходит из ванной комнаты, Зайка шепчет мне, что я оставил на ней свой след.

– Где?

– Тут. – Она горделиво отгибает ворот водолазки.

– Ох, прости… – бормочу, уставившись на багрово-фиолетовые разводы на ее шее.

– Смотрится довольно мило. – Зоя прячет следы моей разбушевавшейся страсти и занавешивает волосами для пущей конспирации. – Мне нравится. – Она берет из моих рук кастрюлю. – Но маме лучше не показывать. А тем более папе. Вот кому уж точно не понравится.

– Он меня убьет? – спрашиваю шепотом, косясь на дверь.

– Немножко, – подмигивает девчонка, выпрямляясь. – Руки, ноги переломает. Возможно, позвоночник. Вполне вероятно, ты больше не сможешь ходить и есть самостоятельно.

– Перестань, – толкаю Зою в бок и, быстро убедившись, что за дверью никого нет, жадно припадаю к ее губам.

Кастрюля, выпав из рук девушки, звонко ударяется об пол и со скрежетом скользит по кафелю, откатываясь в сторону. Мы оба испуганно вздрагиваем, но еще секунду продолжаем целоваться, испытывая судьбу на прочность.

Отпрыгиваем друг от друга как ошпаренные, только когда в коридоре снова раздаются шаги и голоса. Зоя отворачивается к раковине, пряча раскрасневшиеся щеки, делает вид, что моет ложки. Я развожу руками в попытке объяснить, что день у меня не задался и все теперь валится из рук.

Завтрак проходит в оживленной беседе, и впервые я начинаю замечать, как много слов теперь понимаю. Не все, конечно, но о чем идет речь, вполне могу догадаться. И если бы не постоянное общение с носителями языка, вряд ли бы мог гордиться такими успехами.

Мы постоянно переглядываемся с Зоей за столом, и мне все сильнее хочется признаться ее родителям, что у нас отношения. Чтобы больше не скрываться и не проявлять чудеса конспирации.

После обеда мы идем в кино с друзьями. На улице жутчайший холод, но моя девушка не может с ходу перевести градусы по Цельсию в показатели по шкале Фаренгейта, чтобы сориентировать меня. И я до сих пор не в курсе, какое у них там на самом деле соотношение. Смотрю на градусник: там выше нуля. Прекрасно же! Выхожу из дома – меня сносит леденящий ветер, пробирающий до костей.

– Ужас, – бормочу, кутаясь в куртку и натягивая шапку на уши.

Зайка закрывает дверь и подходит ко мне. На ней легкое пальтишко, красивый русский платок на шее и тонкий беретик. Что она собирается им защитить от этого мороза?!

– Мне холодно, – говорю.

– Тогда нужно идти быстрее, маршировать активнее. Не стоять на месте! – воодушевленно заявляет она. Мне кажется, что вся боль мира сейчас написана на моем лице. – Ну, что ты, мой американец, совсем замерз? Мы же только вышли! – смеется и тянет ко мне свои руки, чтобы поправить шарф.

– Мама твоя в окно смотрит, – замечаю я, отбивая зубами дробь.

– Ну и что? Я не могу к тебе прикоснуться теперь? – От ее улыбки мои мурашки оттаивают.

– Окей, – соглашаюсь, косясь на окно, в котором застыл силуэт миссис Градов. – Но давай придумаем, как бы им помягче сообщить о нас, чтобы больше не прятаться.

Меня же не выпрут обратно, нет? Мистер Градов кажется грозным, суровым, но добрым. И вряд ли поступит со мной так же, как отец той девушки с этим Славой. Ведь Зоя уже совершеннолетняя.

– Давай, – соглашается она.

– А вдруг они обрадуются? – воображаю я.

Девчонка смотрит на меня как на обреченного.

– Да. А еще разрешат сожительствовать с их дочерью в их же доме, – играет бровями. – Вряд ли. Это не про моего отца.

– Я не боюсь его, – заявляю и с трудом сглатываю от волнения.

Зоя машет маме на прощание, и мы начинаем движение вдоль улицы.

– Тогда скажи ему, что хочешь встречаться с его дочерью.

У меня руки немеют.

– Ты не говорила им про Славу?

– Еще нет. – Она отводит взгляд.

Ей неприятна эта тема.

– Тогда я все расскажу твоему отцу. Сам. По-русски. Только помоги мне написать речь. – Дождавшись, когда мы отойдем подальше от дома, беру ее за руку. – Он же позвал меня на охоту? Вот там и скажу.

Зоя привычно запрыгивает на бордюр:

– И не вернешься оттуда!

Она заливисто смеется, и мне тоже становится смешно. Когда я уже начну хоть немного разбираться, шутят эти русские или говорят всерьез?

– Иди-ка сюда! – беру ее за талию и поднимаю на руки.

Мы не целуемся, все-таки совсем недалеко отошли от дома. Просто смотрим друг на друга, соприкасаясь носами, и улыбаемся. Вот оно, оказывается, какое – счастье. Я рад, что мы вчера отпустили друг друга на волю. Теперь мы близко. Мы рядом. Вместе.