Любовь по-санкюлотски

«Я заметил, что Эдуар де Кольбер, Кабаррю (брат) и Галабер заключили что-то вроде союза. В тот вечер они разместились так, что я оказался в окружении трех остальных, и они были правы.

С самого начала нашего путешествия я и госпожа де Фонтене нашли общий язык, то есть я получил разрешение говорить ей, что люблю ее, а она слушала меня без раздражения. В тот самый вечер мы должны были прийти к взаимному согласию, поскольку я полагал, что она чувствовала, что любит меня, а меня приводило в отчаяние то, что она пока только лишь слушала меня; поэтому, когда я увидел, что оказался в окружении соперников, у меня от гнева закружилась голова, я потерял всякую сдержанность и решил, что обязательно переговорю с Терезией и убью любого, кто захочет помешать мне сделать это. При мне были отличные пистолеты, они были заряжены и постоянно лежали рядом с моей постелью, но я опасался тото, что выстрелы могут испугать ее. Поэтому я незаметно положил под подушку большой тесак, который захватил со стола на кухне во время ужина. Мы легли спать. Прежде чем сделать попытку встать и перешагнуть через тела этих людей, которые, казалось, специально легли так, чтобы преградить мне путь, я захотел убедиться в том, что они заснули.

Через час мои стражники действительно заснули, и тогда я поднялся. Но, к сожалению, я не нашел ни туфель, ни сапог. Как позже выяснилось, их спрятал Кабаррю (брат) по совету Эдуара де Кольбера.

Меня охватила такая злость, что, если бы в тот момент кто-нибудь из них проснулся, я всадил бы в него нож или же проломил бы ему голову, но никто из них даже не пошевелился. Я понял, что они посчитали, что приняли все меры предосторожности, и поэтому спали так спокойно. Не желая отдавать им победу, я, крадучись, пробрался между ними с предосторожностями, описание которых вас очень бы позабавило, и отправился к той, которая меня ждала…

…Когда я вернулся в комнату, проснувшийся Эдуар де Кольбер обратился ко мне тоном, который мне не понравился. Мы, не откладывая, сразились с ним, мне повезло, и я получил удар шпагой. Я говорю „повезло“ потому, что, не будь этого удара, я не узнал бы, наверное, как меня любили: госпожа де Фонтене, придя в отчаяние от моей раны, которую посчитала очень опасной, стала моей сиделкой, открыто заявив брату и дяде, что является моей любовницей и будет делать все так, как ей нравится.

Мы с Терезией, счастливые, как бывают любящие друг друга и свободные люди, провели время, потребовавшееся для моего выздоровления в самой прекрасной стране с такой радостью в сердце, которую я никогда больше в жизни моей не испытывал…»[211]