Любовь по-санкюлотски

«Можно себе представить, — писал Жозеф Тюркан, — что оба этих двора стали источниками интриг. Да и как могло быть иначе с этим штабом напудренных кукол в масках, которые постоянно вращались вокруг каждого из этих принцев? Как в одном, так и в другом штабе всем и вся руководила официальная фаворитка, и можно было сказать, что политикой эмиграции руководили юбки.

Но спустя некоторое время госпоже де Поластрон, которая не могла думать ни о чем другом, кроме любовных забав, смертельно надоели эти серьезные разговоры на подушках, и госпоже де Бальби больше не пришлось делить ни с кем свою власть. И тогда она стала настоящей „королевой эмиграции“».

Словно королева, фаворитка принимала в своих покоях генералов, дипломатов, придворных, обсуждая с ними все происходившие события. Такие совещания, которые иногда проходили в слишком легкомысленной обстановке, не вписываются в современное понятие дипломатического этикета. Но в те времена они никому не казались неуместными.

Так, например, госпожа де Бальби, обсуждая результаты какой-нибудь битвы или очередное решение Конвента, полностью разоблачалась и надевала ночную рубашку…

Давайте послушаем очевидца, графа де Нейли:

«Каждый вечер, когда графиня де Бальби заканчивала службу при госпоже графине Прованской, она возвращалась к себе в покои, где собиралось ее общество. В первую очередь она меняла туалет и ее причесывали около маленького столика, который приносили из соседней комнаты; на нее надевали платье и даже ночную рубашку в нашем присутствии; это было так принято и нам казалось настолько естественным, что мы об этом даже и не думали…»[102]

Надо сказать, что у женщин в XVIII веке был заведен такой обычай: одеваться и раздеваться на людях. Юная Лоретта де Мальбуассьер пишет в своих «Мемуарах» как о совершенно нормальном явлении, что ей самой надевал подвязки один из ее кузенов. Госпожа де Сталь без стеснения занималась туалетом в присутствии своих друзей. Графиня де Брион принимала посетителей в своей туалетной комнате, сидя на приспособлении, название которого англичане до сих пор боятся даже произносить вслух. Очень многие дамы, по примеру герцогини Бургундской, «прилюдно», если верить принцессе Палатинской, позволяли, чтобы им оказывали самые интимные услуги. Давайте послушаем ее:

«В кабинете короля, когда там оставалось не так много посетителей, она иногда пристраивалась за ширмой у огня и совершала омовения с помощью женщины, которая подползала к ней на четвереньках. Она считала, что это была очень большая любезность с ее стороны…»[103]

Правда, следует признать, что госпожа де Бальби во время советов, обсуждавших политические вопросы, все же не приказывала ставить себе клистир…

Властная и высокомерная, она вела себя очень нахально с самыми влиятельными людьми Франции. Как-то раз она повстречала старого герцога де Лаваля, бежавшего из Парижа еще в 1789 году.

— Ах, до чего же здесь скучно, — сказал старец. — Когда же я смогу вернуться во Францию?

— И что же вы будете делать во Франции? — спросила фаворитка. — Вы же знаете: там упразднили все титулы. Как же теперь вы будете представляться в салонах?

— Просто по имени: Ан де Монморанси.

Фаворитка улыбнулась:

— Вы хотите сказать: Зебра де Монморанси!..[104]

Старик едва не упал у ног графини, за которой с тех пор закрепилась репутация «колючки»…

Все в Шенборнлюсте, естественно, знали о том, что графиня де Бальби с завидным постоянством изменяла графу Прованскому. И даже самый тупой из дворцовых слуг мог назвать имена тех дворян, которые с ней «занимались борьбой» на канапе.

Но такое поведение, скажем сразу, совершенно никого не шокировало, поскольку разврат был единственным развлечением эмигрантов в Кобленце. Счастливые от того, что смогли избежать опасностей Революции, они предавались удовольствиям, устраивая ужины без одежды, на которых старались воссоздать вольную атмосферу тех, столь дорогих сердцу Людовика XV застолий. Они устраивали любовные развлечения и давали балы, которые зачастую заканчивались чем-то малопоучительным, если верить некоторым авторам мемуаров.