Любовь по-санкюлотски

«Король уезжать не желает и не может этого сделать… Однако он согласен после прибытия армий отправиться с контрабандистами лесом навстречу войскам с тем, чтобы встретить какой-нибудь отряд легкой кавалерии. Он хочет, чтобы конгресс вначале занялся рассмотрением только его требований, а когда они будут приняты, он отправится для ратификации из Парижа в какое-нибудь надежное место; если же его требования будут отклонены, он согласен с тем, чтобы союзные державы применили силу и взяли на себя все последствия и весь риск этого. Он считает, что сам ничем не рискует, поскольку он нужен „мятежникам“ для того, чтобы подписать условия капитуляции… Он видит, что другого средства, кроме применения силы, нет, но по слабости своей считает, что ему не удастся вернуть себе всю полноту власти. Я стал доказывать ему обратное, и он согласился со мной. Однако, хотя это меня и приободрило, я не уверен в том, что он не попытается вступить в переговоры с мятежниками…»[109]

19 февраля швед снова пробрался в Тюильри и отужинал с монархами. В полночь он стал откланиваться. Мария Антуанетта пошла проводить его до дверей. Он посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, поцеловал руку и ушел.

Больше увидеться им было не суждено…

Глава 14 Госпожа Ролан смещает Людовика XVI с трона

Хотя Бастилию брали мужчины, королевство было разрушено женщинами.

Франсуа Бурнан

В майское воскресенье 1763 года господин мэтр Пьер-Гасьян Флипон, резчик по камню с острова Сите, слушал в церкви Святого Варфоломея мессу вместе со своей женой и девятилетней дочерью Марией-Жанной.

Прозвенел колокольчик.

Все присутствовавшие встали со своих мест, кроме мадемуазель Флипон, которая была настолько поглощена чтением своего молитвенника, что, казалось, даже забыла, где она находилась. Мать вполголоса окликнула ее. Внезапно очнувшись, девочка вскочила со скамьи так стремительно, что ее молитвенник упал с ее колен на пол и от него отлетела обложка.

И тогда господин и госпожа Флипон с ужасом увидели, что книга эта была вовсе не благочестивой…

Так что же она читала во время мессы вместо молитв? Книгу для детей про приключения кукол? Может быть, уже роман о любви?

Нет. Девятилетняя Мария-Жанна Флипон, которую родные называли Манон и которая впоследствии станет знаменитой госпожой Ролан, тайком читала «Сравнительные жизнеописания» Плутарха…

Следует сказать, что этот удивительный ребенок не играл в куклы, как другие девочки ее возраста. К девяти годам она уже прочла Библию, «Гражданские войны» Аппиана, «Трактат о воспитании девочек» Фенелона, толстенный «Трактат о геральдике», эссе «О театре Турции», «Введение в благочестивую жизнь», «Комментарии» Цезаря и десятки других, таких же отнюдь не фривольных трудов…

Родители ее, не получив сколько-нибудь серьезного образования, относились к ней со смешанным чувством восхищения и тревоги.

Как-то вечером, когда господин Флипон посетовал на то, что Манон, забросив игрушки, вся погрузилась в чтение «Мемуаров» Луи де Понтиса, госпожа Флипон заметила:

— Радоваться надо такому пристрастию ребенка к чтению книг. Поскольку уж мы не сможем дать за Манон большого приданого, ее знания, быть может, помогут ей выйти замуж за молодого, богатого и умного человека…

Увы! Одному любопытному происшествию суждено было разрушить эти надежды госпожи Флипон и определить судьбу этой будущей Эжерии жирондистов.

Манон, которая иногда баловалась резьбой по камню, часто заходила в мастерскую, где господин

Флипон делился со своими учениками секретами своего мастерства. Там она точила резцы или брала образцы.

Именно там и произошел тот самый судьбоносный случай.

Но давайте посмотрим, как она сама описывает это происшествие, которому было суждено оказать такое большое влияние на ход Революции и которое Сент-Бев назвал «бессмертным актом бесстыдства».

«Среди учеников отца, — пишет она, — самым подходящим для развлечений был один паренек лет пятнадцати-шестнадцати, всячески старавшийся оказать мне небольшие услуги, которые я вежливо принимала. Из родных в Париже у него никого не было, и это обстоятельство, а вдобавок еще и его юный возраст явились причиной того, что мать моя хорошо к нему относилась. Поэтому-то он и был мне несколько ближе, чем другие ученики, и в наших с ним отношениях была та раскованность и фамильярность, которая очень характерна для взаимоотношений между невинными подростками, но которая, однако же, представляет очень большую опасность для этой самой невинности.

А посему я нисколько не боялась заходить в мастерскую, когда мне надо было зайти туда, даже тогда, когда он был там один, чего я никогда бы не посмела сделать в отсутствие отца, если бы в мастерской находился кто-то другой из учеников. Моя мать беспрестанно хлопотала по хозяйству, подолгу пропадала на кухне и не всегда видела, как я заходила в мастерскую.