Любовь по-санкюлотски

У сестер Ферниг было все, чтобы соблазнить кого угодно. Генерал пригласил их к себе, объявил в присутствии всех войск, что он удочеряет их и, как вспоминает Ролан Жуэнар, «немедленно увел их в свою палатку для того, чтобы там убедиться de visu (визуально) и de tactu (на ощупь) в том, что они действительно особы женского пола».

По словам того же автора, генерал затем «отдохнул» с этими девицами, которые в тот день вроде бы потеряли «целостность своего естества…» Как люди военные, сестры Ферниг, кажется, были счастливы сдать их «маленькие бастионы» столь прославленному генералу…

И с того дня эти бесстрашные девицы сопровождали Дюмурье во всех его битвах. По образному выражению Ролана Жуэнара, «их грудь была видна при Вальми, а зад под Жеммапом…»

Став еще более воинственными от любви к своему любовнику, сестрицы творили чудеса храбрости на всех полях сражений, чем еще более усилили ту ненависть, которую питали к ним австрийцы. Под Жеммапом, вопреки тому, что сказал Ролан Жуэнар, они показали не только часть своего тела, но и беспримерное мужество. «В тот момент, когда французские колонны, попав под перекрестный огонь редутов, уже разворачивались и начали было отступать, появился с саблей в руке генерал Эгалите[132] в сопровождении девиц Ферниг, которые, также с саблями, начали прокладывать дорогу через ряды австрийских солдат, двоих из которых они убили. Воодушевленные примером этих девушек, побежавшие было французы повернули назад, вновь сомкнули ряды, и центр армии генерала Дюмурье вновь стал крепким»[133].

Таким образом, благодаря сестрам Ферниг под Жеммапом была одержана победа…

Вечером того же дня для того, чтобы галантно отблагодарить их, генерал Дюмурье, как пишет Ролан Жуэнар, «решил предаться с ними смелым экспериментам». Однако выдумка Дюмурье окончилась позором. От слишком «смелых экспериментов» палатка, в которой они находились, рухнула, и глазам оторопевших солдат предстали совершенно голые девицы и генерал…

Фелисите и Теофила заставили всех забыть об этом неприятном инциденте, храбро сражаясь под Нервинденом. После предательства Дюмурье они покинули армию и вернулись в Мортань, познав на войне вкус крови, запах смерти и радость сладострастия…

Глава 19 Во время сентябрьской резни Теруань де Мерикур убивает своего бывшего любовника

Неблагодарность — чисто женский недостаток.

Стендаль

В августе 1792 года Комитет надзора коммуны Парижа, который, как известно, давно рвался в бой, назначил Марата заместителем администратора. И Марат немедленно потребовал казнить всех депутатов Национального собрания, а вдобавок еще триста тысяч человек.

Для осуществления этих массовых убийств, о которых вечерами, перед отходом ко сну, он так мечтал вместе с нежной Симоной Эврар, Марат велел бросить в тюрьмы как можно больше подозрительных лиц. После этого, написав ужасную прокламацию, листовки с текстом которой были расклеены на стенах всех домов Парижа, он вернулся к себе и стал ждать развития событий.

В предвкушении надвигавшейся бойни Симона, как истинная дочь своего народа, привыкшего отмечать всякую добрую весть хорошим ужином, приготовила Марату жирное баранье рагу и пирог со сливами…

2 сентября к двум часам пополудни толпа парижан, возбужденная статьями газеты «Друг Народа», направилась к монастырю кармелиток в сопровождении «лаятельниц», взбадривавших толпу громил своими криками.

Начиналась «самая гнусная резня мужчин, женщин и детей, когда-либо отмеченная в анналах французской истории»[134].

В монастыре кармелиток сидели в заточении священнослужители. Дикая орда убийц заставила священников выйти в сад монастыря и стала развлекаться, стреляя по ним, как во время охоты на кроликов. Под радостный смех «вязальщиц» было убито сто пятнадцать человек…

Повеселившись в монастыре кармелиток, «последователи» Марата устремились к тюрьме аббатства, где убийства продолжались целых три дня. Одновременно с этим другие группы одержимых, головы которых были забиты литературой типа «Друг Народа», занимались резней заключенных в тюрьмах «Шатле», «Консьержери», «Форс», «Сальпетриер», «Бисетр» и в монастыре бернардинцев.

Париж, а вскоре и всю Францию охватило ужасное, безумное желание убивать…

Вот как описал Прюдом в своей книге (с явной симпатией к якобинцам) «работу» трибунала, разместившегося на ступеньках Дворца правосудия:

«Мостовая двора была залита кровью. Сваленные в кучу трупы представляли ужасное зрелище человеческой бойни. На площади Понтошанж картина сильно напоминала сцену, открывавшуюся во дворе Дворца правосудия: горы трупов и лужи крови»[135].