Любовь по-санкюлотски

Хозяйка с улыбкой заверила их, что руно это доставляло тому, кто им владел, много больше удовольствия, нежели какое другое. Затем она велела принести шампанского, и вся компания выпила „за сладострастие“. После этого женщины стали вести себя похотливо и игриво, и вскоре все присутствовавшие разбились на группки. Все желания, скрывавшиеся до тех пор под маской хорошего тона, приличия и скромности, вдруг проявились у этих дам с удивительной силой. И они стали произносить слова, ранее никогда не слетавшие с их уст, принимать такие позы, которых тела их никогда не принимали. Короче, они лишний раз показали, что душа человеческая хранит намного больше тайн, нежели все полагают.

Охваченные жаждой наслаждений и неистовостью жизни, гости госпожи де Верьер стали лихорадочно изыскивать малоизвестные варианты и сложные продолжения и испытывать их с криками восторга, стонами и возгласами удовлетворения.

Госпожа де Верьер, которая была очень хороша собой, занималась любовью сразу с тремя партнерами для того, чтобы получить удовольствие наверняка и сполна. Спустя некоторое время к ней приблизился четвертый претендент на ее прелести и предложил ей во временное пользование то, что монсеньор Ангулемский некогда называл своим „рудуду“. Госпожа де Верьер с радостью приняла предложение, и новичок получил свое место в постели. Усилившись новым членом, группа возобновила свои занятия.

Неожиданно на пороге салона появился слуга. Некоторое время он стоял с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова, пораженный представшей его взору картиной.

— Кто вам позволил сюда войти? — со злостью в голосе вскричала госпожа де Верьер.

— Я услышал ваш звонок, — пробормотал в ответ слуга.

— Неправда! Убирайтесь вон! — крикнула ему маркиза.

Слуга скрылся, и гости вернулись к своим занятиям. Но не прошло и двух минут, как дверь снова открылась, и показался другой слуга, у которого при виде тридцати обнаженных мужчин и женщин на лице появилось такое же глупое выражение, какое было и у первого слуги.

— Вы уволены! — крикнула госпожа де Верьер.

— Но мадам, вы же звонили…

— Нет! Убирайтесь!

Бедный парень скрылся, и сеанс любви возобновился с новой силой. Он длился недолго, поскольку вскоре на пороге появился третий слуга, запыхавшийся и красный.

— Вы уволены! — завопила взбешенная госпожа де Верьер.

— Но, мадам, звонок…

— Вон!!!

Бормоча слова извинения, слуга исчез, а хозяйка снова погрузилась в наслаждение. Но тут рука ее наткнулась на натянутый шнур звонка. Она расхохоталась.

— Вот и объяснение всему этому, — сказала она. — Этот шнур, соединенный с колокольчиком в комнате прислуги, попал под подушки кровати. И каждое движение, которое мы производили в нашем любовном порыве, сообщалось прислуге…

Гости посмеялись, и все выпили шампанского для того, чтобы взбодрить себя перед новым сеансом поклонения Венере…»[167]

Эта оргия, прерывавшаяся столь любопытным способом, закончилась только на рассвете. А уже через несколько часов хозяйка дома и почти все ее гости были арестованы, на скорую руку осуждены и препровождены в тюрьму «Консьержери».

Там они продолжали обсуждать их последнюю ночь любви в ожидании наступления момента, когда за ними приедет повозка, для того чтобы отвезти их на гильотину.

Возбужденная воспоминанием пережитых ею сладострастных минут, госпожа де Верьер попросила своих спутников «доставить ей еще раз удовольствие перед тем, как нож гильотины окончательно умертвит все ее чувства».

Они без колебаний снизошли к ее просьбе, и она отдалась им в углу камеры с такой страстью, которую никогда ранее не проявляла.

После этого все отправились лишаться голов…

Все революционные тюрьмы были театром, где разыгрывались подобные малопоучительные сцены. В «Консьержери» любовники находились в помещениях крепостной стены за железными решетками. «Там, — сообщает нам один автор мемуаров, — каждый отбрасывал эту притворную стыдливость, которая хороша лишь тогда, когда есть возможность дождаться более подходящего момента или найти более удобное место. Люди обменивались там без конца и безо всякого сопротивления самыми нежными поцелуями, отбросив всякую стыдливость, чему способствовали недостаточная освещенность камер и широкие одежды. Любовь там давала удовлетворение самым нежным желаниям. Правда, этим наслаждениям иногда мешал вид тех несчастных приговоренных к смерти, которых приводили с заседания Трибунала и вели через крепость. В такие моменты на короткое время наступала тишина; люди со страхом переглядывались, а затем вновь награждали друг друга нежными поцелуями и ласками, и все вновь возвращалось на круги своя…»[168]

Новых заключенных пленники со стажем встречали с некоторым вожделением и блестящими глазами, предвкушая те удовольствия, которые они могли бы познать с этими будущими партнерами.

Впрочем, вновь прибывшие очень скоро начинали делать все так же, как и их предшественники. Послушаем человека, который испытал на себе все прелести заточения в тюрьме «Люксембург»: