Ее бурная и экстравагантная жизнь была наполнена странными приключениями. Поведаю лишь об одном из них для того, чтобы показать некоторые странности ее характера: например, она очень любила гулять в мужском платье. Однажды, переодетая в мужчину, она ударила стеком некоего офицера, оскорбившего одну из гулявших в Булонском лесу девиц. Взбешенный мужчина потребовал удовлетворения, и на другой день состоялась их дуэль на пистолетах.
Певица, ранив своего противника, расстегнула китель и предъявила ему свою обнаженную грудь.
— Вот кто вас побил, — сказала она. — Я — женщина…
Посрамленный офицер подобрал с земли свой пистолет, влез в карету и поспешил скрыться в провинции, а мадемуазель Майар отправилась в это время со своими секундантами «проветрить зад» под кустами…
И именно эту девицу Фабр выбрал для того, чтобы олицетворять божественность, предложенную Франции Республикой…
Она совершила въезд в переименованный собор Парижской Богоматери, важно восседая на античном кресле, которое несли четверо мужчин, переодетых в друидов-жрецов…
На ней была белая туника, наподобие тех, что носили весталки; на голове был фригийский колпак…
Когда она достигла подножия горы, все участники шествия запели «Гимн Разуму», написанный Госсеком на слова Мари-Жозефа Шенье. А затем кортеж с музыкантами во главе колонны отправился в Конвент. Там мадемуазель Майар сошла с переносного трона, поднялась к креслу председателя, который ее расцеловал. После чего все вернулись в собор Парижской Богоматери, и певица взошла на алтарь для того, чтобы простой люд мог повосторгаться ею.
Служение Разуму, если верить Себастьяну Мерсье, началось довольно любопытно. Если в нефе новообращенные поклонялись мадемуазель Майар с криками: «Да здравствует Свобода! Да здравствует Родина!», то в темных закоулках собора происходили гораздо менее благопристойные сцены. Автор книги «Париж во времена Революции» пишет, что приделы нефа были — и не без умысла — затянуты драпировкой. Из глубины этих темных закутков слышался игривый смех, привлекавший внимание искателей приключений; приподняв уголок драпировки, они могли наблюдать сцены не менее живописные, нежели те, которые изображали совращение святого Антония…[193]
В последовавшие за этим дни подобные церемонии произошли во всех парижских соборах и церквях. В церкви Святого Евстахия служение закончилось настоящей оргией. В нефе установили столы, заставленные бутылками с вином, колбасами, жарким и пирогами. «На алтарях, — добавляет Мерсье, — воздавали дань одновременно сладострастию и чревоугодию». В глубине хоров была установлена декорация деревенского пейзажа с маленькими хижинами, покрытыми соломой, со скалами и купами деревьев. Там бегали за мужчинами группы девушек для того, чтобы заставить тех «пощекотать карманьолу» самым вольным патриотическим способом…
Новая религия, основанная Фабром и Шабо, очень скоро выродилась в безудержную всеобщую вакханалию. Все актрисочки пожелали представлять Разум, и два друга решили устроить для них «экзамены», во время которых они проверяли характеристики этого Разума в весьма странных местах…
«Затем, — как пишет Луи Блан, — божество олицетворялось грязными куртизанками. Оно восседало на святых местах в окружении не выпускавших изо рта трубки артиллеристов, которые служили ему великими жрецами. Божество сопровождалось кортежами вакханок, которые, покачиваясь от выпитого вина, таскались по улицам за повозкой, где сидели слепые музыканты, и катили еще одну повозку, на которой, на вершине дрожавшей Горы, восседал Геракл Оперы, вооруженный картонной дубиной. Был момент, когда Париж стал городом проведения маскарадов и все кричали: „Долой притворство!“»[194]
Кончилось все это тем, что эта смешная религия привела Робеспьера в раздражение и тот запретил проведение подобных манифестаций, создав культ Высшего Существа.
Кроме того, его бесило то, что Фабр был любовником этой увешанной драгоценностями актрисы. Посему он отдал распоряжение арестовать всех протеже барона де Батца по обвинению в том, что они являлись «агентами иностранных государств». Фокус бывшего комедианта не удался.
24 нивоза Фабр был арестован и посажен в тюрьму «Люксембург». Вскоре к нему присоединились Шабо, Базир, Делоне и братья Фрей. Начался судебный процесс, которому суждено было замарать Конвент. За те три месяца, пока шло следствие, дело приняло такой размах, что якобинцы начали подозревать всех подряд, а гильотина не знала перерывов в работе…
5 апреля все подследственные были приговорены к смертной казни. На другой же день, к великой радости барона де Батца, сумевшего правильно сделать ставку на чувственность Фабра, пятнадцать республиканцев, стоявших у колыбели Революции, в том числе и автор революционного календаря, были обезглавлены…
Пока барон де Батц с дьявольской изощренностью вел Фабра д’Эглантина к эшафоту, в Лувесьене госпожа Дюбарри была объектом внимания последнего влюбленного в нее мужчины…