Любовь под прикрытием

Я засунула руки в карманы брюк, повозила подошвами по серому ковролину и цокнула языком.

– Неа, не выйдет, пап. Раф спит. Я все твои отвлекающие манёвры еще в детстве выучила. Там птичка,тут котик,тут шпионов в фургон заворачивают. Папуля, я уже итальянскую деревню смогу прокормить лапшой со своих ушей! И я не отстану. Работа твоя раскрыта. В интриги я уже вовлечена по самое не хочу. Рассказывай, где ты был?

– Ну, зачем тебе?

– Надо. Вопрос повторить?

– Ах ты, кукла маленькая! – громко выдохнул папа. – Это не твой уровень доступа.

– У меня самый крутой уровень доступа, дочка называется. Где ты был семь лет?

Он поджал губы и залюбовался бирюзовой линией горизонта в иллюминаторе.

– Хорошо, – угрожающе проговорила я. – Не хочешь говорить правду,тогда я не поеду ни на какой охранный объект, а пойду сырками управлять.

– Не мели ерунду, Люба!

– Признавайся, где ты был.

– Ладно. Скажу страну и хватит. Я работал. Был в Турции.

– И прям как Штирлиц не мог весточку отправить? – съехидничала я. – С челноками две строчки передать: Маша, Люба, я в порядке. Да? Нет. Ты снова мне врёшь!

– Любовь Алексеевна, ты не должна так разговаривать с отцом! – обиделся папа.

– А как с тобой разговаривать, если ты врёшь? – надула я губы. – Отцы ведут себя ответственно,и только мелкие пацаны врут постоянно, чтобы их не поругали. И ты так же. Боишься, что я не прощу тебе правду? Зря. Я только ложь не прощу. Хотя я тебя страшно люблю!

– Едрён батон, Люба, тебе только допросы вести!

– Итак, не мог? Не хотел? Не посчитал нужным? – давила я.

Папа вдруг вскипел и гаркнул:

– Да не мог я! Не мог!

Сёмин и ребята из «эконом-класса» прервали свои разговоры, явно прислушались. Раф заворочался на своём ложе, заморгал и встревоженно глянул на меня.

Я ему жестом показала: спи-спи, всё нормально.

Ему надо сейчас спать. И так после операции всего пару часов прошло, а мы его уже мотаем над Персидским заливом.

– Пить хочешь, Раф? – спросила я.

Он слегка мотнул головой и снова смежил веки.

Папа спохватился и снизил тон до шёпота:

– Я в тюрьме сидел. Бóльшую часть времени. Сначала распутывал одно дело по незаконным поставкам нашего оружия, потом добавились курды, ниточка, ведущая к российскому посольству – просто версия, прочая хрень… А потом меня подставили. И бамц, вчера вечером ты шёл по городку Диярбакыр в Восточной Турции, пальмы, жара, берег Тигра, а сегодня ты приходишь в себя в неизвестной тюрьме. Ни суда, ни следствия, ни знакомого языка. И сидишь затем годы среди террористов, геев и политзаключённых. Что, тебе легче от этого стало?!

– Боже, папочка, ужас какой! – ошарашенно проговорила я. – Дорогой мой, папуля! Бедный, родной мой! – я приобняла его, ещё порядком обиженного, погладила по плечу, по руке. – Прости, папуля… родненький!

– Угу, сразу родненький…

– Как же тебя вытащили?!

– Да никак, – буркнул папа, – сам сбежал. Точнее, организовал побег с парой курдских террористов. Пришлось влиться в их ряды и раскопать полезную информацию, чтобы вернуться домой не с пустыми руками. Конечно, это не для посторонних ушей.

– Ого…

– Вот тебе и ого, – уже более довольно проворчал папа. – А то гарем, гарем… Из кого?! Тьфу!

Я обвила его шею руками, чмокнула в щёку.

– Прости меня папочка! Пожалуйста-пожалуйста! Я же только из любви!

– Прощаю. Ой, придушишь из любви! – продолжал ворчать папа. – Но хорошо хоть ты поверила, кукла маленькая…

Я удивлённо отстранилась и посмотрела на него.

– А что, не надо было? Ты снова солгал?

– Да при чём тут! – насупился папа. – Всё это в моём личном деле есть. Руководство и то прониклось. Не стало отстранять, просто слегка погоняло туда-сюда. А вот мама твоя, Маша, так и не поверила. А когда я сказал, что добровольно остался с курдами для дела, чтобы реабилитироваться в глазах руководства, она дулась-дулась, потом выдала, что работа мне важнее семьи и попросила меня самого подать на развод. Будто кому лучше от этого…

– Вот как всё было?! – опешила я. – Погоди, а я думала, что ты… Блин, как же я сердилась на тебя, пап! Но послушай, может, просто мама не смогла больше терпеть, переживать за тебя? Знаешь, как у неё здоровье испортилось, когда ты пропал? Она только-только более-менее оправилась, я её в санаторий на пинках выпроводила, нервы полечить. И она прямо расцвела, давление нормализовалось. А тут вернулся ты, и с тобой нервы, и постоянное беспокойство. Просто, может быть, это была её самозащита? Ты ведь не цветочки выращиваешь.

– Может быть, – с тоской кивнул папа. – Только я её по-прежнему люблю.

В моей груди забрезжила надежда, что родители снова будут вместе. Это же такое счастье для меня! Αж не верится!

– Скажи ей об этом.

– Говорил.

– И что она?

– Не верит…

Лицо у папы стало по-настоящему расстроенным и… естественным, словно утратило влияние надетых ролей. Без маски супер-подполковника, спецагента и крутого товарища папа вдруг превратился в уставшего, несчастного, немолодого человека. А ведь ему только пятьдесят два… Как же мне стало его жаль!

– А ты бы хотел вернуться? С ней быть?! – спросила я, отчаянно желая исправить дурацкую ситуацию с родителями.