Любовь поры кровавых дождей

«Я представил Фрадкина посмертно к ордену Красного Знамени. Но тогда было не до наград, и, вероятно, потому мое представление где-то затерялось. В мае 1942 года, когда был учрежден орден Отечественной войны, я еще раз попытался возобновить дело о награждении Фрадкина.

Месяца через два я получил радостное известие: командование фронтом посмертно наградило Хаима Ильича Фрадкина орденом Отечественной войны I степени. Через короткое время мы получили и сам орден, чтобы отправить семье погибшего.

Тогда-то мы написали коллективное письмо на имя дирекции той самой парикмахерской, в которой до ухода на фронт работал Фрадкин, туда же отправили мы награду, чтобы и письмо, и орден хранились у них. Подробно описали мы геройскую смерть Фрадкина.

Уже больше года прошло, как кончилась война. Недавно я получил весточку от бывшего командира батареи, где служил Фрадкин. Он сообщал, что парикмахерская до сих пор не сумела выполнить просьбу фронтовиков…

Хочу в ближайшее время съездить в Ленинград, и тогда уж я сам зайду в эту парикмахерскую. Я очень надеюсь убедить их присвоить имя Фрадкина «салону красоты», как он называл свою парикмахерскую».

Перевела Камилла Коринтэли.

ПАЛЬМА НА СЕВЕРЕ

Переправа через реку Вуокса оказалась невероятно трудной: финны яростно сопротивлялись.

Во время ожесточенного боя, когда мой артиллерийский дивизион вместе с передовыми частями вгрызался во вражеские позиции, медленно, шаг за шагом продвигаясь вперед, мы неожиданно получили приказ снять батареи с огневых позиций и вести их в направлении Выборга, чтобы поддержать артиллерийским огнем наши наступающие части и помочь им овладеть городом.

Всю ночь мы двигались по изрытым бомбами и минами дорогам и так спешили, что пришлось из-за неисправности тягачей оставить на время две пушки.

Рано утром на подступах к Выборгу, когда до города оставалось всего каких-то двадцать километров, мы услышали мощную артиллерийскую канонаду, и над нами пронеслись краснозвездные бомбардировщики.

Стало ясно, что операция уже началась, а мы, к своей великой досаде, опоздали…

Войдя в город, мы попали в клубы пыли и дыма: противник оставил его какой-нибудь час назад.

Наши самолеты бомбили городские окраины, там еще шли бои. Слышался гул истребителей, пулеметные очереди, грохот минометов и свист пролетавших над нами снарядов.

Улицы лежали в развалинах. Какая-то стрелковая часть, разбившись на небольшие группы, короткими перебежками продвигалась в западный район города. Вокруг стоял оглушительный шум и крик.

После долгих мытарств я нашел нового воинского начальника, которому нас так неожиданно передали. Его наблюдательный пункт находился на самой высокой башне Выборгской крепости, откуда он в большой цейсовский бинокль наблюдал за вражескими позициями.

Высокий, широкоплечий, опаленный солнцем генерал-майор встретил меня хмуро и на мою просьбу указать район действия коротко бросил:

— Подыщите подходящее для расквартирования место в юго-восточной части города и устраивайтесь…

— Как это, товарищ генерал? — удивился я, широко раскрыв от неожиданности глаза.

— Да так, как я сказал! — резко ответил он и повернулся ко мне спиной.

Его грубый ответ переполнил чашу моего терпения. Я сразу вспомнил все мучения, которые перенес со своим артиллерийским дивизионом за последние сутки (приказ был получен только накануне). Так как дело не терпело отлагательства, я снял батареи буквально на глазах у врага и средь бела дня отправился сюда. Будь здоров какого нам задали в дороге жару!.. Мне захотелось сказать генералу что-нибудь язвительное, вызывающее, и я замешкался только потому, что сразу не нашел того нужного особенно непочтительного и резкого слова.

Он опередил меня. Обернувшись и с усмешкой глядя мне в лицо, длинно выругался и произнес, чеканя слова:

— Если хотели участвовать в бою, вовремя надо было прибыть, мать вашу за ногу…