Любовь поры кровавых дождей

Вместе с подоспевшими вспомогательными стрелковыми и артиллерийскими частями мы целых четыре дня отбивались от вражеских танков и пехоты.

Однако немцы, против ожидания, направили главный удар не на нас, а туда, где я оставил три орудия первой батареи: одинокую сиротинку на одной высоте и два — на другой.

Вражеские танки в первый же день разгромили наши передовые части, смяли оставленные мной три орудия, уничтожили наших артиллеристов.

А передислоцированные две батареи, с которыми я находился, сдерживали бешеный натиск немцев в течение целых четырех суток.

Но эти четыре дня имели решающее значение для обороны Ленинграда. Стрелковые части, оборонявшие Ленинград, успели укрепиться на новых рубежах.

Когда нам пришлось отступать, мы укрылись за их позициями, а потом соединились с ними. Этот новый рубеж продержался целых три года, он спас Ленинград.

…Только через два месяца вернулся из госпиталя командир орудия Панченко, и только тогда мы смогли узнать подробности гибели Фрадкина. Вот что рассказал нам Панченко:

— После того, как на линии главного удара немцев оказались одно отдельно стоящее и два соседних с ним орудия, утром перебросили к нам вспомогательный батальон, но у командования не хватило резервных артиллерийских частей, и весь тот участок остался на попечении наших трех орудий…

А немцы с утра перешли в наступление.

По направлению к нам двинулись восемь танков. Они открыли огонь и продвигались очень быстро. Они держали на прицеле именно ту высоту, на которой у нас было два орудия. Наши открыли огонь и вывели из строя два танка. Но остальные не испугались огня, ворвались на огневую позицию и уничтожили оба орудия, а вместе с ними и бойцов.

Но тут они оказались под огнем моего третьего орудия, стоявшего отдельно. Нам удалось подбить передовой танк. Оказавшись в опасности, два танка из пяти двинулись на мое орудие. Остальные углубились в расположение наших войск.

Моего наводчика Казьмина тяжело ранило. Его место занял прибывший накануне Фрадкин. Он действовал так спокойно, так четко, что и все мы как-то сразу приободрились.

С первого же выстрела нам удалось повредить гусеницу одного из танков, и он стал кружить на месте. У второго оказалась подбита башня, но совсем неожиданно три остальных зашли к нам с тыла… они, оказывается, обманули нас.

Мы успели выстрелить лишь раза два, а вражеские машины обрушили на нас шквал бешеного огня. Я уже не помню, как свалился в окоп и потерял сознание.

Но до этого я успел разглядеть, как «пантера» наехала на нашу пушку именно с той стороны, где на стуле наводчика сидел Фрадкин, придавила его к пушке, перевернула орудие. Больше ничего не помню, я пришел в себя уже в госпитале…

К этому рассказу рукой Хведурели, но, по-видимому, уже впоследствии была сделана приписка. Я с трудом разобрал полустершиеся буквы, написанные карандашом: