Любовь принцессы

Однако Джон Хьюитт постарался скрыть тайные опасения. Он сказал лишь, что Джеймс уже взрослый человек и может поступать как считает нужным. Не высказав ни малейшего упрека, он продолжал внимательно слушать сына. Джеймс, видя, что отец воспринимает его исповедь совершенно спокойно и не спешит осуждать его, испытал прилив благодарности к нему. Это было чувство, которое не требовало выражения, ибо они оба знали, что особое напряжение этого момента связывало их, как никогда ранее.

Джон Хьюитт мягко поинтересовался, способен ли Джеймс оставить Диану и что тогда произойдет. Джеймс ответил, что, если отец действительно считает его помощь женщине, которая стала столь зависима от него, так в нем нуждается, непростительным грехом, тогда, конечно, он уйдет от нее. И все же он должен сказать, что такой оборот его страшит. Он боится потерять ее, боится, зашептал он, того будущего, которое простирается перед ним — тусклого, пустого и лишенного любви. Но еще более он боится за нее, потому что знает, в каком обостренном, часто неуравновешенном эмоциональном состоянии бывает Диана. Ее, однажды уже отвергнутую одним мужчиной, разрыв с другим, как раз в тот момент, когда она едва-едва стала вновь обретать веру в себя, может просто погубить. Джеймс признался отцу, что никогда еще не видел человека, столь надломленного и обиженного жизнью, и он серьезно опасается за ее жизнь, если решится разорвать их отношения сейчас.

Джон Хьюитт посоветовал сыну быть бережным и внимательным, чтобы не причинить ей боли. Затем он тактично сменил тему, и Джеймс понял, что получил от отца молчаливое благословение и поддержку.

Диана была в восторге, когда Джеймс рассказал ей о поездке к отцу, ибо ему необходимо было с кем- то поделиться своей тайной и отец понял его. Она видела, что эта поездка повлияла на него весьма благотворно — ее уже начинало беспокоить, что он стал терять присущую ему уверенность.

Между тем их отношения вышли на новый виток. Словно они перемахнули через барьер и могут передохнуть, наслаждаясь легким бегом по гладкой дороге, открывающейся впереди.

Диана сказала, что была бы счастлива повидать отца Джеймса, человека, о котором он говорит так трогательно и уважительно. Она испытывала к нему глубокую благодарность за то, что он благословил их, и хотела бы при встрече как-то выразить свою признательность. И вот капитан Хьюитт вместе с дочерьми, Кэролайн и Сирой, приехал в Лондон, и было условлено, что он пригласит всех на обед. Чтобы не привлекать лишний раз внимание публики, они выбрали не фешенебельный ресторан, а заведение средней руки в переулке на Фулем-роуд. Основную клиентуру здесь составляли местные жители, которым это место казалось вполне сносным. Впрочем, пища здесь была, во всяком случае, обильная.

Пока ее охрана в штатском расположилась на втором этаже, Диана ускользнула вниз, в отдельный кабинет, который занимал Хьюитт. С радостным удивлением она отметила про себя, что желает понравиться капитану Хьюитту так, как будто он был ее свекром. Одобрение отца Джеймса и его сестер теперь казалось ей крайне важным.

Все были в веселом, приподнятом настроении, и вечер прошел замечательно. Диана была ослепительна. В атмосфере признания и дружелюбия она не стала скрывать своего восторга и чувствовала себя так естественно в окружении родственников Джеймса, которые приняли ее тепло и ласково, без тени лести, так ей опостылевшей. Однако, как и Джеймс, они все соблюдали приличную дистанцию, что было особенно ценно, ибо давало ей время раскрыться самой.

Она испытывала гордость, сидя рядом с Джеймсом, который — она это знала, даже не касаясь его рукой, по одним лишь мимолетным взглядам — сопереживает ей и всей душой надеется, что она покорит его семью. Впрочем, в ее успехе он даже не сомневался, но ему была приятна сама мысль, что они могут полюбить ее, как полюбил он.

На еду они не обратили почти никакого внимания, но напитками занялись всерьез. Даже Диана осушила несколько бокалов вина и слегка раскраснелась. Разговор на общие темы вскоре заискрился весельем и шутками. Сестры Джеймса рассказали Диане немного о себе, бегло скользнув по событиям своей недавней жизни в форме вопросов и ответов, к которой люди часто прибегают в подобных — нередко таких мучительных — ситуациях первой встречи.

В этот вечер не было в их беседе неловких пауз, повисших в воздухе банальных вопросов. И все было так непохоже на вечера в кругу семьи ее мужа, где, при всем их королевском величии, она чувствовала себя словно на скамье подсудимых, словно совершенно чужой человек, затесавшийся в их семейный круг, и ловила на себе их недоброжелательные, критические взгляды.