Любовь принцессы

За стенами шале она оказалась жертвой собственных переменчивых настроений. Она звонила Джеймсу каждый вечер, чтобы сказать, как ей тоскливо без него. Она говорила ему, что никогда еще не чувствовала себя так одиноко и от Сары она не получает никакой дружеской поддержки, скорее наоборот — в ее присутствии чувствует себя только чужой и лишней. Она знала, что Чарльзу легко с Сарой, что он восторгается ее здоровьем и вкусом к жизни; но быть свидетелем этого было для Дианы губительно. Словно успех Сары высасывал из Дианы последние соки.

То обстоятельство, что Чарльз не склонен был проводить с ней все время, что, когда ему хотелось потанцевать, он предпочитал приглашать других, усиливало чувство одиночества Дианы, которое в свою очередь вызывало приступы булимии. А следом возвращались стыд и слепая ненависть к себе самой. И когда она погружалась в глубокое отчаяние, ничего удивительного, что окружающим общаться с ней было трудно и неловко.

Быть может, безотчетно, подчиняясь внутреннему требованию восстановить хотя бы отчасти свое достоинство, Диана предстала перед собравшимися в кафе отеля журналистами с прикрепленной к груди медалью, которой, как объяснила она им, наградила себя сама за заслуги перед отечеством, ибо знала, что никто другой этого не сделает.

Когда потом она рассказывала об этом Джеймсу, он шутливо заметил, что это не совсем верно, ибо ей хорошо известно, что он считает ее достойной всяческих похвал и не скупится на них. Возможно, это было глупо, согласилась она, но иногда ее просто раздирает желание поведать всему миру, как на самом деле обстоят дела — как она выбивается из сил, но встречает лишь хмурые, неодобрительные взгляды.

Так же было и в Португалии, куда они с Чарльзом приезжали с визитом перед поездкой на лыжный курорт. Он был рассержен тем, что она позволила премьер-министру Кавасо Сильва поцеловать ей руку. Но Диана, поверившая в свою привлекательность после встречи с Джеймсом, была уверена, что премьер-министр очарован ею, и позволила себе немножко продлить приятные ощущения не без доли мстительности. Но как Чарльз смел попрекать ее, делая вид, что это его задевает, когда в действительности ему было безразлично?

Из Клостерса она вернулась, настроенная, как никогда, решительно сразиться с демонами, отгоняя от себя мысль, что вступила в безнадежную борьбу. Она сознавала, что легко может заблудиться в окружающем ее мраке, и поэтому прежде всего ей необходимо вырваться из царства теней, где она не может в полной мере реализовать себя как личность. Ей нужно было еще глубже разобраться в себе.

Любовь Джеймса придавала ей уверенность в себе, но все более казалось, что этого недостаточно. Словно он открыл для нее смысл, дал сигнал к старту, но всю дистанцию ей предстоит пройти самой. Сколь ни сильна любовь, сколь ни сильно желание избавить от боли возлюбленного, излечиться человек может только сам. И ничья помощь не избавит вас от первого шага, который следует сделать самостоятельно.

Диана понимала, что для восстановления своих душевных сил ей нужна более серьезная помощь, и знала, каким образом этого достичь. Она могла бы пойти к докторам и психиатрам, которые прописали бы ей транквилизаторы и антидепрессанты, но она хотела выздороветь, а не успокоиться. Она не нуждалась в лекарствах — пластыре, наложенном на кровоточащую рану. Она желала, как бы это ни было болезненно и долго, подставить рану солнцу и позволить самой природе — жизни — исцелить ее.

И она искала альтернативные методы лечения так, чтобы одно, сменяя другое, готовило и неизбежно подводило к третьему. Лечебный массаж Стивена Твигга, гипнотерапия Родерика Лейна, ароматерапия Сью Бичи и акупунктура Уны Тофоло призваны были помочь Диане познать и полюбить свое тело. Каждый своим особенным методом внушал ей, что если она не научится любить себя, любить и лелеять себя изнутри, то и никто другой этого не сделает. Если она хочет сохранить гармоничный, вечный союз души и тела, ей прежде всего нужно установить союз с самой собой.

Лечение помогало ей воссоединить разум и тело, чтобы разум не мог больше разрушать тело. А когда она почувствует себя больше не жертвой, а госпожой, — обретет истинную уверенность в себе и силу. Все эти разнообразные способы врачевания, перераспределяя ее внутреннюю энергию, избавляя от омертвевших участков души, наделяли ее новой жизненной силой. Постепенно ее физическое и душевное равновесие стало восстанавливаться.

Конечно, процесс лечения был долгий и напряженный, предполагавший, что, однажды начав, придется продолжать его всю жизнь. Ей предстояло не только восполнить урон, нанесенный булимией, но и научиться избавляться от отрицательных эмоций: чувства вины, страха, отвращения к себе и — самое трудное — от депрессии.

Иногда, когда у нее уже не было сил плакать, она пыталась подавить свою боль, загнать ее внутрь — казалось, что так будет легче. Ибо терпеть нечто уже привычное, каким бы ужасным оно ни было, бывает не так страшно, как, сбросив бремя, ринуться наугад в неизвестное.