Любовь принцессы

Наблюдая семью Джеймса, их сдержанность и вместе с тем искренность, видя, как они любят Джеймса, она начинала любить его еще сильнее. Они всегда уважительны и внимательны друг к другу и говорят языком, ей близким: традиционным, но не архаичным, строгим, но раскованным, лишенным всякой высокопарности и склонным к иронии. Ей было с ними особенно легко и просто еще и потому, что их юмор был близок ей по духу: добродушный и незлобивый, без напыщенного, интеллектуального высокомерия. В их шутках было больше простого, открытого юмора, заставляющего прикрывать рот рукой и со слезами на глазах подавлять приступы смеха. И никаких высокопарных насмешек или замаскированного подтекста.

Все это время, весной 1987 года, Диана пребывала в сильном замешательстве. Она была захвачена потоком своих чувств и понимала, что нужно долгое время, чтобы разобраться в них.

Когда Джеймс был рядом, ей казалось, что она переносится в некий сказочный мир своих фантазий, мир, где она может оставаться сама собой и строить свою жизнь на прочной основе новообретенного счастья. Само его присутствие освобождало ее от условностей реальной жизни и открывало свободный путь к исцелению. Когда он был рядом, она с детским восторгом ощущала его власть над ее душой и телом, как женщина, льнущая к своему возлюбленному. В такие светлые минуты она забывала о том, что могут подумать о ней люди, что скажут или чего не скажут во дворце или в прессе.

Глядя на Джеймса и завидуя тому, что он может быть так спокоен и уверен в себе, когда у нее самой земля уходит из-под ног, она понимала, что ей еще далеко до совершенства. Ей часто казалось, что она воспринимает жизнь как спектакль и как посторонний зритель разглядывает тех, кто в нем участвует, в особенности Джеймса. В такие мгновения она, как никогда, нуждалась во внимании к себе и требовала его от Джеймса.

Убеждение, что Джеймс способен снять тяжесть с ее души, оборачивалось тем, что в его отсутствие она впадала в еще большее отчаяние. Временами страх, что ей предстоит справляться с собственной неуравновешенностью, повергал ее в такое паническое состояние, что единственным выходом было бежать от себя самой. Тогда она бросалась звонить Джеймсу: ей нужно было сейчас, немедленно слышать его голос, нужно было, чтобы он успокоил ее, восстановил душевное равновесие. Если она не могла связаться с ним по переносному телефону, она звонила по служебному в Комбермерские казармы и, прижимая к трубке платок, чтобы изменить голос, просила позвать майора Хьюитта. И вскоре он нежными словами разгонял ее страхи.

Мучительнее всего было сознавать, что ей все- таки придется взглянуть в лицо горькой реальности: ее брак рухнул. Как она ни старалась, но ничего не смогла добиться. И хотя она уже давно это понимала, смириться с этим не желала. Надежда, еще недавно жившая в ее мечтах, увяла и рассыпалась в прах. Она чувствовала, что стала заложницей своих несчастий, что не властна над судьбой.

Она понимала, что, если ей суждено продолжать свой путь без любви и поддержки мужа, без одобрения его семьи, то потребуется много сил, нужно будет обрести смысл существования. Лишь тогда сможет она бороться за себя и детей. Ведь на ее пути вставали стены дворца, и если она не разрушит их своей решимостью, не проявит свою железную волю, ей отрежут путь и она потеряет все, потеряет самое важное в жизни — возможность воспитывать детей.

Поддержка Джеймса давала ей необходимую точку опоры, а его любовь приносила ей счастье, которым питалась ее решимость. Она искала помощи и у врачей, главным образом у доктора Мориса Липседжа, специалиста по пищеварительным расстройствам, работавшего в больнице Гая в юго-восточном Лондоне.

То, что для доктора Липседжа ее болезнь не явилась открытием, что он уже встречал такие случаи раньше, подбодрило Диану и укрепило решимость. Она посвящала Джеймса во все мельчайшие подробности лечения и рассказывала об успехах, которых она достигла. Джеймс был полон надежд, однако кое-что в ее поведении его беспокоило. Несколько недель подряд она чувствовала себя хорошо, упиваясь ощущением здоровья, а затем вдруг, словно поняв, что она забежала слишком далеко и что радоваться еще рано, вновь падала духом. И тогда она погружалась в еще более глубокое отчаяние.

И тем не менее, несмотря на скачкообразную кривую ее душевного состояния, почти незаметно она набиралась сил и к ней возвращалось веселое настроение и озорство. Находясь с принцем Чарльзом и герцогом и герцогиней Йоркскими на швейцарском лыж- ком курорте, в Клостерсе, Диана, надев под куртку крикетный свитер Джеймса, устроила шутливую потасовку с Сарой прямо на виду у многочисленных фоторепортеров, вечно вертевшихся вокруг в надежде запечатлеть удачное мгновенье. Хотя этот эпизод усыплял подозрения, что в королевском доме не все в порядке, и вроде бы служил доказательством любви между Дианой и Чарльзом, но каникулы были для Дианы настоящей мукой.