Вперед! Скорей... Не возвращаться же на помойку: униженно вползти обратно, облепляя себя мусором, и благодарно вдыхать гнилой воздух? Хватит — все это уже было: цеплялся, пытался делать из дерьма конфетку — да никто ее есть не хотел!..
Лучше — тьма... хоть почему-то и выталкивающая... и для нее, видно, недостаточно хорош? Но ничего — с ней как-нибудь договоримся: тьмы найдется достаточно и во мне, сойдемся.
Но тьма оказалась не насквозь темной: в ней шли какие-то изогнутые световые полосы... и вдруг они сначала расплывчато, а потом вполне явственно сложились в восьмерку! Вот те на! Ехали, и приехали! Я изумленно остановился — но не телом, надеюсь, а мыслью, мыслью, которая совсем уже устремилась в бездну, и вдруг изумленно остановилась: как это понять? Что сие означает — 8?
А тебе и здесь все надо непременно понимать? Ты что тут — хозяин?! Кто-то должен объяснить тебе, что значит эта цифра? Отдохни... Восемь и восемь. Тебя это уже не касается, ты аннулируешься, и аннулируйся, и не возникай... 7! Я снова застопорился — мысленно... Кто мог предположить, что такая жизнь тут кипит — за чертой! 6! Что они хотят мне этим сказать — что я иду против нормального счета, против какого-то математического течения?
7! То есть хотят сказать, что теперь я двигаюсь правильно, как положено?.. 8! Это уже почти комплимент! 9... 10... 11!
Когда все тело под водой, кто-то пытается вытащить меня за голову! Зачем? Как бы я делаю бешеные успехи... но в чем? 12, 13, 14! Просто какое-то стремительное продвижение!.. 196. Что за ахинея? Неужто и здесь покоя не найти? Все вроде пошло каким-то порядком, путем — и снова — ахинея! Ну, а тебе-то что? Тебя-то почему это задевает? Следуй куда и нацелился — в горле и в груди у тебя давно уже грязная, тяжелая вода, ты уже никуда от нее не денешься... а мелькание в гаснущем твоем сознании каких-то цифр — это так... последний в своей жизни хаос. Угомонись — и спокойно погружайся! 15! Снова продолжение прежнего счета. Как прикажете это понимать? Устал! Вот уж никогда, честно, не думал, что и здесь можно устать. 197, 198... Понимаю! Идет одновременно два счета — один от 6, другой от 196 — два счета параллельно! Понял! Как будто ты здесь затем, чтобы что-то еще понимать? Угомонишься ты или нет?! — уже яростно рявкнул я на себя, и, может быть, там, на поверхности черной воды, вылетел и лопнул белый пузырь.
198... 214... 231... Ну что они тут? За математика меня, что ли, принимают?.. то есть теперь я зачем-то должен установить — через равные промежутки идут эти вот последние цифры — или нет?
15, 16, 17... снова возвращается первый ряд, который я тоже почему-то обязан помнить... Что я — трехголовый, что ли?!
12181... 14974... 198733... Ну — это уж они меня явно за другого принимают — я почти что захохотал (новые пузыри?). А тут веселые ребята: решили заняться моим образованием в ту самую секунду, когда я сам, наоборот, решил его закончить!
Эти несуразные последние цифры, которые в голову мою явно не влезали, как бы отпустили меня свободно погружаться, уходить... Ладно, мол, — что-то там происходит, но это уже не мое дело, не моего ума!
17!.. 16... 15... Обратно пошло. Кто-то чем-то недоволен?
Но я-то здесь, здрасьте! — причем?
14, 13, 12... Сколько угодно!
11, 10, 9... Меня это не касается!
Ступни еще «бежали» в темной пустоте, но дыхание уже кончилось... всегдашние медленные приливы−отливы жизни, связанные с дыханием, уже не раскачивали грудь.
207 ЩЖБКЗЭ — такой светящийся ряд, по звучанию, вроде, связанный с чем-то производственным... Мимо. Это не ко мне.
207 ШЖ ГРДЗ. Новая чушь! Судя по ней, я уже там, где освобождаются души, и, похоже, чья-то чужая душа, пролетая, задела мою.
Вот — вязать слова — это мое, и я все еще по инерции вяжу, хотя меня, видимо, уже нет, и быстрые беговые движения ступнями, уже не достающими дна, вероятнее всего, существуют лишь в мыслях, которые почему-то еще есть. Вроде бы — ехал зачем-то к другу — но так вот, как получилось, наверное, правильнее... концы в воду!
Зачем по-новой мучить его, бестактно напоминать ему, что он, вроде бы, врач. Ему это будет неприятно! А вот так — погибнуть по дороге к нему, в страстном порыве — это должно ему понравиться. Хоть на прощанье сделать что-то приятное...
О — чей это голос из помойки раздается? Душа, видно, отлучалась — но вернулась! И веселая пришла, слегка подгулявшая, отдохнувшая от тела, с давнишним веселым воспоминанием.
...Мы с другом моим Егором калымили летом на стройке. Получив гармонь денег, заехали в Выборг... Очнулись мы лишь наутро в поезде, мирно спали валетом на верхней полке, ничего, естественно, из вчерашнего не помня — но, что удивительно, у меня под головой лежал тяжелый, туго скрученный отрез шерстяной материи цвета «маренго». Как мы в «состоянии невесомости» сумели купить такую добротную вещь — оставалось загадкой. Нежным солнечным утром, весело перебрасываясь отрезом, как бревном, мы пришли ко мне, развесили отрез на узорчатых балконных перилах, любовались голубовато-стальным отливом.