Любовь тигра

Но свернуть его уже невозможно — закусил удила!

— Официантке? — презрительно усмехается он. Действительно: как это можно? Что я такое говорю?!

Я лишь бормочу, выворачивая кошелек:

— Ну тут всего-то ничего.

— А для тебя все определяется суммой? — с совсем уже недоступной моральной высоты роняет он.

Нет, конечно же нет... Дело тут в принципе! Как мог я забыть?

Дальше процесс уже становится неуправляемым! Да что там я с своими делами — на друга, как говорится, можно и наплевать! Вот на принципы — нет! Наплевать ему, как оказывается, и на клиента, то есть на счастливого — а, точнее, — несчастного обладателя кошелька! Тот, наконец, с дикими трудами отысканный где-то в Сызрани, начисто отрицает свое пребывание в том кафе да и вообще в нашем городе... из-за жены ли? Или ОБХСС? Какое наше дело?

— Действительно — нашего дела тут нет! — холодно-презрительно произносит Егор. — Наше дело лишь в том, чтобы вернуть потерянный кошелек.

И кошелек через три месяца вручается счастливому — а, вернее, несчастному — его владельцу... а что при этом полностью рушится его жизнь — уже неважно!

Что-то я тут разгорячился — не зная даже, принято это здесь или нет?

Ангел-то — как умолк, так и молчит. Видно, считает, что высказался уже достаточно.

Ну, а насчет «подлянок»... это надо еще разобраться — верней, уточнить. Конечно, что я так быстро сломался, а друг мой, ближайший мой друг по специальности врач, и ничем не помог, даже и не попытался... это, наверно, нехорошо? Но зато ему-то, наверное, так лучше?! Что ему лечить каких-то малоизвестных людей, когда жизнь-то всего одна, и хочется прославиться? А он ведь как раз в тот момент, когда я заболел, вышел на колоссальную международную известность — определял болезни на расстоянии, простирая свои ладони — причем, определял он болезни не чьи-нибудь, а болезни шедевров, то есть людей, изображенных на всемирно известных шедеврах. С ума можно сойти, всему цивилизованному миру интересно, чем, скажем, больна Венера — ну точнее, конечно же, та женщина, изображенная на полотне Ботичелли «Рождение Венеры»? Корреспонденты всего мира, крупнейшие звезды-искусствоведы толпятся, а друг мой поводит на некотором расстоянии ладонями и сухо роняет: «Ревмокардит. Стадия пока что начальная, но спасти не удастся. Умрет через одиннадцать лет». Сенсация! Гул на весь мир. То есть женщина эта (если она конкретно вообще была), умерла то ли в пятнадцатом веке, то ли в самом начале шестнадцатого — а тут появляется наш Егор, и говорит, абсолютно точно, что она умрет ровно через одиннадцать лет после изображения на полотне! Главное — про нее-то всем интересно, а про меня — никому... Так что Егор, видимо, правильно выбрал, верным пошел путем. Умри я или воскресни — это абсолютно неважно, а вот что Венера Ботичелли умрет ровно через одиннадцать лет после изображения на полотне... то есть — 1486 год плюс одиннадцать... в 1497 году — это сенсация! Известная всему миру «Венера» Ботичелли скончалась в 1497 году! «Чушь!» — опровергает всемирно известный академик. «Нет — не чушь!» — опровергает другой...

Конечно, и я тоже вел себя в этой истории не лучшим образом, всячески куражился, издевался над ним... видимо, из зависти.

Звонил ему (как правило, почему-то ночью) и озабоченно говорил:

— Ну что? Слышал, что вы «Вакху» Рубенса антиалкагольную «торпеду» вшиваете?

Брошена трубка.

Или еще почище: еще более поздний звонок, взволнованный:

— Слушай! Ты знаешь — нет, что на натюрморте Сезанна бутылка с трещиной — могут не принять!

Короткие гудки.

Да... видимо, зависть. Я тут скромно болел, а Егор в эти годы как раз парил над миром, как горный орел... Рим, Мюнхен, Прага (проездом), Будапешт, Мадрид — Эскуриал, Париж — Лувр, Нью-Йорк (коллекция Фрика)... было бы просто нечестно с таких высот манить его в нашу тесную, пахучую поликлинику. Болезнь, правда, необычная пришла, — но кому это интересно: ведь я не шедевр?!

Так что, насчет «подлянок», как высказался так называемый «ангел» — еще вопрос.

Ведь почему-то же я, давно уже не реагируя ни на чьи звонки, так бешено дернулся на его глухой, будто с того света (и как выяснилось, действительно, с того света) телефонный звонок.

Почему, объясни, помчался к нему? Ведь не на излечение же надеялся (с этим все ясно)... а на что? Сам прекрасно знаешь, на что!

Все началось из-за пяти копеек, на которые она наступила... Только дал себе волю и разрешил вспомнить о ней — сразу же настроение поднялось — насколько может оно подняться при таком путешествии... (Для начала буду вспоминать о ее ноге, дальше не пойдем). Нога ее, прижавшая покатившийся пятак, в темно-коричневой баретке, на плоском каблуке...