Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии…

«Такое, или приблизительно такое, письмо я написал бы Вам, если бы Вы „Бунт машин“ мне действительно прислали. А так как Вы занимаетесь лекциями на тему о зарубежном житье, то само собой мы – здесь, а „Бунт машин“ – у Вас. А мы с Лаврушкой (он же главный режиссер А.Н. Лаврентьев) трепетно ждем присылки этой пьесы, дабы поставить ее в первой же половине этого сезона, который мы начнем 30 сентября. Ради Богов, милый Алексей Николаевич, поторопитесь с высылкой ее и во всяком случае не откажите срочно сообщить, когда ждать ее посылки… Горячо Вас обнимаем и просим сугубого внимания к этому постскриптуму – самое же письмо можете даже и не читать.

Н. Монахов.

А. Лаврентьев».

Переделка оказалась удачной – Толстому удалось «протолкнуть» текст Чапека через цензуру, и в феврале 1924 года «Бунт машин» напечатали в журнале «Звезда». Но уже… как произведение самого Толстого, правда, с указанием на то, что тема заимствована из пьесы Карела Чапека «R.U.R».

Текст тут же передали для постановки в Большой драматический театр, и с апреля 1924 года зрители смогли познакомиться с «новой пьесой А.Н. Толстого». Пьеса действительно отличалась от той, что написал Чапек – из трехактной она стала четырехактной, в ней появились новые сцены, посвященные восстанию рабочих, чьи места заняли роботы («В Сан-Франциско искусственных работников бросают в залив, их топят, как щенков»). И еще одна новая комическая сюжетная линия, которую нельзя не признать удачной, и она посвящена двум обывателям – мужу и жене, которые во время бунта машин пытаются прикинуться роботами. Их уморительные монологи и диалоги действительно украсили пьесу.

Вот, например, Обыватель жалуется на писателей, которые его обижают: «Вот они, современные писатели: каждый норовит написать так, чтобы у читателя в голове все сдвинулось… Читаешь и думаешь: ни хрена ни понимаю, до чего же я, увы, дурак, мещанин… Это у них называется сдвиг плоскостей, конструкция… А все для того, чтобы в меня наплевать, как в плевательницу…». Одним словом, хотя в тексте встречались и полностью заимствованные сцены, и диалоги, в целом это была не калька с пьесы Чапека, а оригинальная интерпретация ее.

Но имя Георгия Кроля не упоминалось ни при публикации, ни при постановке пьесы. Он «выпал из обоймы» работавших над «Бунтом машин» литераторов.

Алексей Толстой получил неплохой гонорар (780 руб. 47 коп.) и не переслал ни копейки Кролю. Более того – он даже не поставил его в известность о состоявшейся премьере.

Тем не менее Георгий Александрович все же узнал о постановке и написал бывшему соавтору:

«Уважаемый Алексей Николаевич.

Со времени Вашего отъезда из Берлина писал Вам два раза по Вашему московскому адресу, но ответа от Вас не получил.

Случайно прочел в русском журнале, что „Бунт машин“ идет в Ленинграде в Большом драматическом театре. Был очень удивлен, что не имел об этом сообщений от Вас. Уверен, что „W.U.R“ {Вариант названия пьесы. – Е. П.} в своем переработанном виде („Бунт машин“) будет иметь большой успех.

В журнале было названо только Ваше имя. Надеюсь, Вы не забыли того пункта нашего соглашения, где мы условились во всех наших общих работах называть и Ваше, и мое имена, как при постановке в театре, так и при издании.