Читаем Любовь во время карантина полностью

Я выучил наизусть все деревья в своем дворе. Вот старая груша рядом с собачьей площадкой, а вот черемуха около мусорки и кусты сирени возле парикмахерской. А вот собака Лаврентий, которая раньше всегда гуляла сама по себе, а теперь – на поводке и с хозяйкой. И, конечно, девочка, которая сутками в любую погоду качается на качелях. Она слушает плеер и почти делает «колесо». Я вижу ее и когда пью утренний кофе, и когда грею обед, и когда завариваю вечерний чай. Наверное, ребенок готовится в космонавты, чтобы улететь из этого карантина.

Я чувствую себя Марселем Прустом, который в комнате из пробкового дерева вглядывается в свою маленькую личную вселенную. Это хорошо, но, признаюсь, я не очень люблю Пруста.

Скоро к нам придет лето. Встречая его во Владивостоке, я всегда чувствую себя Овидием в изгнании. Город, в котором я родился и живу и который все-таки люблю, душит меня в своих влажных объятиях, как большая слюнявая собака.

Год назад можно было бы сказать, что я сам себе император Октавиан и никто меня тут силой не удерживает. Но теперь это не так. И сегодня, в этот пасмурный день, особенно сильно хочется написать эту короткую жалобную элегию в прозе. Или, как говорят в XXI веке, нытья пост.

Кстати, недавно закрыли на карантин мой любимый спортзал, и никто не знает, когда он заработает снова. Но двери алкомаркета «Солнышко» по-прежнему открыты для всех, как вопросы о смысле жизни и смерти. Эпидемия – это очень философское состояние мира.

Июль

Пару дней назад прошло голосование по поправкам в Конституцию. Я сходил выполнить гражданский долг. Думаю, стоит задокументировать свои впечатления для потомков. Для усиления драматизма запишу их в настоящем времени.

В гулком вестибюле школы, где находится избирательный участок, пожилая охранница слушает какой-то лютый шансон и кивает в такт крашеной головой.

Дама в медицинской маске и халате, перед тем как выдать бюллетень, направляет мне в лоб пластиковый пистолет, чтобы измерить температуру. Мне кажется, что это какой-то прибор, который читает мысли и автоматически вышибает мозги инакомыслящим.

Я ставлю галочку в графе «нет» и брезгливо кидаю листок в урну. Так бросают подтирку в очко общественного сортира, стараясь не смотреть на его содержимое. Думаю, что уже скоро я буду знать, жалеть ли мне об этом решении или нет. А пока будущее не наступило, я продолжу делать то, что умею и люблю: читать книги, писать книги и рассказывать о книгах.

Сентябрь

Мой отпуск закончился, и вчера был первый рабочий день в университете. Охранники теперь проверяют не пропуска, а температуру студентов и преподавателей. Ты и так в маске, что на твой пропуск смотреть-то? Но показать его надо, а то не пустят. (Хорошо, что термометры теперь электронные, а то пришлось бы всему вузу греть один на всех градусник под мышкой.)

Студенты ходят и в масках, и без. Все аудитории теперь открыты, чтобы преподаватели не толпились около вахты. Лишенные коммуникации хранительницы ключей грустно сидят на своих постах и тревожно смотрят в будущее.

Снимая маску, чтобы прочитать лекцию, чувствуешь себя голым и беззащитным. Но потом привыкаешь, как начинающий стриптизер. Только денег в трусы тебе не суют. (А жаль!)

Но в целом чувствуешь себя на большом корабле, который или в любой момент врежется в айсберг, или попадет в шторм, или будет захвачен террористами. Вот такой «Титаник», который не снял Феллини.

После работы я решил пройтись по городу. Остановился, чтобы проверить телефон. Ко мне подошла женщина и спросила: «Скажите, а где находится Олимп?»

Не задумываясь, я ответил: «В Греции».

Дама понимающе кивнула и пошла дальше. Я вернулся к телефону, но через пару секунд понял, что она спрашивала не про Олимп, а про «Олимп» – магазин спортивной одежды на соседней остановке.

Есть что-то одновременно одинокое, ироничное и возвышенное и в моей профессии, и в этом времени, в которое нам выпало жить.

Арина Бойко

Полный синглооптимизм

Мы лежали на моей кровати в моей комнате с моей соседкой Мышей. Мы называли это «ходить в гости». Конечно, ее звали не Мыша, но в этом тексте я предпочла для нее такое имя. Это ничего. Я не в первый раз меняю людям имена без спросу.

Я скинула Мыше ссылку на статью о синглизме, и мы прочитали ее наперегонки: она была первой. Я очень прониклась идеями, предложенными в статье. В ней говорилось, что значение романтических отношений преувеличено культурой и что синглизм – это дискриминация людей без пары.

– Это великая статья, я поняла, что страдаю внутренним синглизмом. – От восторга я приподнялась на локти. – Реально, я думаю, что отношения разрешат все мои проблемы.

– Поверь, они их только прибавят!

Стало так смешно, как бывает только в два часа ночи: Мыша была права.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза