Любовь Втроем

Нарядившись в купленные наряды, подведя глаза черными стрелками, они отправились в магазин Всероссийского Театрального общества за перламутровой губной помадой — только там можно было добыть такую, какую нужно. Потом, раз уж оказались в здании Всероссийского Театрального общества, грех было не зайти в нижний ресторанчик ВТО. Губная помада стоила рупь сорок — это я хорошо помню, а котлета "по-киевски" — что-то около двух рублей. Они, конечно, мирно пришли и сели вдвоем за столик. Без спутников, одни, дыша духами и туманами. Часа через полтора окружившие их столик человек восемь кавалеров влили в них немыслимое количество неправильно смешанных спиртных напитков. Им захотелось поскорей выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха.

Выйдя и оказавшись на углу Невского и Литейного, ну как было не зайти в "Сайгон" — выпить кофейку для протрезвления. Вот там-то девиц, можно сказать, и добили, отведя в соседнюю подворотню и угостив травой.

Ну а что делать?

Они были такие хорошенькие во всех этих "лодочках" и ридикюлях, что каждый встречный хотел поскорее довести их до бессознательного состояния. С целью дальнейшего отгона в какие-нибудь чердаки, подвалы или квартиры и принесения в жертву Навскидке. Но тут-то ребята и просчитались.

Умная Маргариточка, привыкшая к богемной жизни, всегда хранила в потайном карманчике… Нет, вовсе даже не перстень с ядом, а заветные полтора рубля. За которые любой частник отвезет тебя в любом состоянии куда угодно.

Когда земля окончательно поплыла у них под ногами, Маргариточка взмахнула левым рукавом… Потом правым… И вот они уже вылезают из жигуля и взбираются на восьмой без лифта, чувствуя себя альпинистами, делая небольшие привалы.

На третьем этаже им пришлось писать в ведро с картофельными очистками, Лялька решила, что это приличнее, чем писать просто на лестницу — ведь они же не пьяницы какие-нибудь. Обидно было, конечно, не дойти до мастёры совсем немного, но в какой-то момент обе поняли, что терпеть больше нельзя. На шестом этаже они сделали еще один привал, чтобы красиво допеть начатые еще в жигуле "Ромашки спрятались, поникли лютики…" Они не хотели, чтобы Антон услышал эту песню и узнал, что они, девушки, любят красивых, у которых — непостоянная у них любовь!

Наконец они добрались и предстали пред Антоновы ясные очи.

Они ввалились на подламывающихся шпильках и рухнули обе на Антона — благо он скульпторскими тренированными руками их обеих удержал и аккуратно уложил поперек дивана.

— Ну, девки, вы даете!

— Антошенька! Тромбошенька! Иди к нам!

— Не. Я вам лучше чайку подгоню. Тошнит? Счас кастрюльку вам поставлю.

Они орали, что их не тошнит, и он пусть лучше себе на голову кастрюльку оденет, и чайку им не надо, а надо восхищения их нарядами и нечеловеческой красотой. Потом они заплетающимися языками с диким хохотом начали перечислять все разбитые за день сердца — поименно, путая ВТОшную тусовку с сайгоновской.

— Этот еще, ну который снимался, у Митты который… который стреляет…

— А этот еще — как его, ну который книжник, да ты помнишь, а этот — хорошенький какой… а поэт-то… а тот-то лысый-то! А бородатый-то! И который в очках! И тот — в шляпе!

Было ясно, что день у девушек прошел на славу.

Антоша все же напоил их горячим чаем, от которого их еще больше развезло. Лежать на диване они уже не хотели, а хотели танцевать под музыку. Под пластинку Нат-Кинг-Коля.

Мне в пятнадцать лет подарил такую пластинку как раз именно тот самый режиссер Авербах, по которому страдали девушки Петроградской стороны, со словами: "Под эту музыку 80 % американских девушек потеряли невинность".

Я под эту музыку невинность не теряла — там не было проигрывателя, но впоследствии Нат-Кинг-Коль служил моей любовной жизни верой и правдой. Единственное, что сильно раздражало, потому что резко сбивало с ритма, — это "Танцуй, балерина", неожиданно начинающаяся сразу за "Искренним парнем". Только-только успеешь полностью сомлеть на этом "Искреннем парне"…

"Нейчер бой"… Вообще-то это я тогда неправильно перевела — от плохого знания английского. "Нейчер бой" — это "Дитя природы". Но мне "Искренний парень" нравится гораздо больше.

"Искренний парень", под которого теряли невинность американские девушки, а мы, когда уже терять было нечего, так чудно подпрыгивали и выгибали спинку, предаваясь любви…

Но "Балерина" — всегда встревала не к месту!

Но сегодня она была даже, пожалуй, вполне к месту.

— Данс, балерин, данс!

Пьяные фурии (нет, конечно, гурии — те самые, из мусульманского рая) схватили Антона, вытащили на середину мастерской и попытались заставить танцевать. Танцевать он категорически не хотел, и тогда они его уронили. И себя тоже. То есть себя они уронили окончательно и бесповоротно, запутавшись с Антоном в складках черного бархата, стянутого на пол с дивана.

— Отпустите меня… Пьяные шалавы… Гурии…

Никто его не отпускал. Нет — это он уже не хотел никого отпускать.

Ну, тут уж, конечно, должно быть подробное описание.

Ведь я обещала.

А мне — стыдно.

Любовь втроем!

В молодости — да.

Чуть ли не чаще, чем вдвоем.