Любовная капитуляция

неподдельный страх в ее глазах. — Все гораздо проще,

чем вы думаете.

Сняв рубашку, он отшвырнул ее. Всякий раз, когда он

оказывался рядом, он вносил смятение и путаницу в

душу девушки.

—

Куда проще взять силой то, что само не желает

идти вам в руки, — с отчаянием сказала она.

—

Вы уверены, что не желает?

Она чуть не задохнулась от гнева, но ее слишком

занимали другие вещи. Его близость производила

действие...

совершенно

нежелательное

действие.

Потянувшись, Донован легко коснулся ее волос, ощутив

их шелковистость.

—

Не надо, — сказала она и отбросила его руку.

Он тихо засмеялся и обхватил ее, привлекая к себе.

—

Послушайте, Кэтрин. Таков закон жизни, что

сильнейший, «победитель», как вы его назвали —

властвует над всем. И только сильный способен

119

распоряжаться этой властью справедливо и разумно.

Яков не желает заговоров и мятежей, а потому

прибегает к единственному разумному выходу —

собирает вокруг себя сильнейших.

—

Так вы полагаете подавить мятежи, принудив

меня к сожительству? — спросила она.

—

Если бы дело касалось сожительства с вами, то

вы давно были бы моей. Боюсь, однако, что речь идет о

вещи более постоянной и прочной. — Она не отрывала

от него глаз, и Донован помолчал несколько секунд,

чтобы до нее дошел смысл сказанного.

—

Брак! — задохнулась она.

—

Именно так, брак!

—

Нет, никогда! Без любви? Нет и нет! Это то же

самое, что взять меня без брака. Я вас не желаю!

—

Никому не интересно, что вы там не желаете.

Подписан указ короля. А что до любви, — он засмеялся

снова, привлекая ближе ее непослушное тело, — жалок

был бы тот, кто влюбился бы в вас, Кэтрин. Вы бы

разбили ему сердце и погубили душу. Нет, я возьму вас

такой, какая вы есть, и любви здесь нечего будет делать.

Надеюсь, и без этого брак будет, по меньшей мере,

волнующе прекрасным.

—

Я никогда не стану вашей женой.

—

Не спешите делать заявления, особенно в тех

вопросах, где слово вам не принадлежит. Через

несколько недель мы будем обвенчаны, а я не из тех

мужчин, которые заставляют жену скучать в

одиночестве в пустой постели. У нас будут дети, и тем

самым сойдет на нет сама мысль собрать бунтовщиков

под знаменами Мак-Леодов.

—

И теперь я в ваших руках?..

120

Глаза ее были наполнены яростью.

—

Я бы сказал — в моих объятиях.

—

Что ж, тогда не ослабляйте хватку и бдите даже

во сне, — сказала она сквозь зубы, — а, вернее всего,

приготовьтесь к бессонным ночам. Если вы меня к

этому принудите, я либо убью себя, либо... либо буду на

каждом шагу изменять вам, и все дети, которых я вам

рожу, будут безродными, нагуленными от отцов, о

которых вы до конца жизни ничего не узнаете.

Злоба сверкнула в серых глазах Донована.

—

Нет, — прошептал он сипло, — вы дадите

клятву перед лицом Господа, стоя рядом со мной пред

алтарем. С этой минуты вы будете по закону моей, и

заверяю вас, что не найдется мужчины, который

рискнул бы наставить мне рога. Это уж поверьте. — Он

уверенно улыбнулся. — Разумеется, я не стану стеречь

вас, как заключенную, но если застану с вами другого

мужчину, то ему это будет стоить жизни. И я без

колебаний накажу вас в случае измены. Чтобы вы знали,

что мое незапятнанное имя и моя честь для меня

превыше всего.

Ему хотелось добавить, что слишком хорошо ее

знает, чтобы поверить в ее способность отдаться

другому мужчине после свадьбы. Донован слишком

доверял ее представлениям о чести.

—

Пустите меня.

—

Может быть... попозже, — сказал он негромко и

прижал к себе так крепко, что она слышала каждый удар

его сердца и ощущала жар его тела. — А теперь

посмотрим, что же меня ждет в браке.

—

Нет... нет, пустите меня. Я вам не какая-нибудь

шлюха!

121

—

Горячитесь, горячитесь, — сказал Донован, —

ведь вам предстоит согревать мою постель. Ну, а

сейчас...

С силой он прижал ее к своему телу, все крепче и

крепче смыкая кольцо своих безжалостных рук. Она уже

не могла дышать, не могла думать, затем его губы

прижались к ее, и страстный, опаляющий поцелуй

пронзил Кэтрин, вытеснив из ее сознания все мысли и

чувства.

Все внутренние барьеры были сломлены, его

прикосновения, вкус его губ, его запах — все

волновало и будоражило Кэтрин; казалось, никого,

кроме них двоих, не осталось во всей Вселенной.

Губы девушки невольно приоткрылись навстречу его

поцелую, а руки сами собой обвили его шею. Все мысли

о том, что перед ней враг, испарились, и она, незаметно

для себя, уступала чужой, неизмеримо более сильной

воле.

Донован отпустил ее столь же резко, как и привлек, и

Кэтрин ощутила мучительный стыд за свою слабость, в

основе которой лежало влечение. Раздавленная

пережитым, она метнулась в сторону, но Донован

стиснул ее запястье, мешая ударить себя.

—

Я никогда не буду твоей!

—

Я уже сказал, что не нуждаюсь в уступках:

чтобы ты там ни говорила, в твоих жилах течет горячая

кровь, и я сумею довести ее до кипения. Хочешь,

попробуем сейчас?