Любовник леди Чаттерли

It is curious what a subtle but unmistakable transmutation it makes, both in the body of men and women: the woman more blooming, more subtly rounded, her young angularities softened, and her expression either anxious or triumphant: the man much quieter, more inward, the very shapes of his shoulders and his buttocks less assertive, more hesitant.	Интересно, как неброско, но очевидно меняется обличье и мужчин, и женщин. Женщина расцветает, теряет девичью угловатость: бедра, груди обретают округлость. Взгляд либо взволнован, либо торжествующе-уверен. Мужчина делается спокойнее, чуть замыкается, не так гордо размахнуты плечи, подобраны ягодицы. Появляется раздумчивость и неуверенность.
In the actual sex-thrill within the body, the sisters nearly succumbed to the strange male power.	Поначалу, столкнувшись с незнакомой мужской силой, которая ввергла их плоть в трепет и смятение, сестры едва не подчинились ей.
But quickly they recovered themselves, took the sex-thrill as a sensation, and remained free.	Но вовремя возобладал разум: да, ласки приятны, но не более. В кабалу за них идти нельзя.
Whereas the men, in gratitude to the woman for the sex experience, let their souls go out to her.	У мужчин по-другому: в благодарность женщинам за минуты любви они готовы всю душу отдать.
And afterwards looked rather as if they had lost a shilling and found sixpence.	Хотя потом сами же в затылках чешут - эх, потеряли золотой, а нашли медяк.
Connie's man could be a bit sulky, and Hilda's a bit jeering.	Приятель Конни становился все мрачнее, а приятель Хильды - язвительнее.
But that is how men are!	Такой вот народ эти мужчины.
Ungrateful and never satisfied.	Неблагодарные и ненасытные!
When you don't have them they hate you because you won't; and when you do have them they hate you again, for some other reason.	Отказываешь им - они сердятся, потакаешь -пуще прежнего злобятся, повод всегда найдется.
Or for no reason at all, except that they are discontented children, and can't be satisfied whatever they get, let a woman do what she may.	А то и вовсе без повода, просто капризничают, как дети, которых - старайся, не старайся - женщине не ублажить.
However, came the war, Hilda and Connie were rushed home again after having been home already in May, to their mother's funeral.	Грянула война. Хильда и Конни поспешили домой, где были совсем недавно - хоронили мать.
Before Christmas of 1914 both their German young men were dead: whereupon the sisters wept, and loved the young men passionately, but underneath forgot them.	А к Рождеству 1914 года погибли и их друзья немцы. Сестры всплакнули, любовь полыхнула в душе ярким огоньком и подернулась пеплом забвения.
They didn't exist any more.	Этих молодых людей не вернешь.
Both sisters lived in their father's, really their mother's, Kensington housemixed with the young Cambridge group, the group that stood for 'freedom' and flannel trousers, and flannel shirts open at the neck, and a well-bred sort of emotional anarchy, and a whispering, murmuring sort of voice, and an ultra-sensitive sort of manner.	Сестры поселились в отцовском доме в Кенсингтоне (по сути - доме их матери). Теперь их окружали студенты Кембриджа, они тоже отстаивали свою "свободу": носили тонкие шерстяные костюмы, рубашки с отложными воротничками; кичились чистокровной анархией чувств; говорили вкрадчивым, журчащим шепотком; в поведении выказывали нарочитую впечатлительность и ранимость.