Любовница Фрейда

Минна присела на край кровати, взяла журнал «Парижская жизнь» и принялась листать страницы, а все ее мысли сосредоточились вокруг резких слов сестры по поводу того, чем занимается ее муж. Когда Фрейд за ней ухаживал, Марта хоть иногда изображала интерес к его работе. Тогда Минна гадала, во что это выльется – в безразличие или открытую враждебность? Она часто думала о том времени, когда Марта и Фрейд обручились, и сейчас ее мысли снова вернулись туда. А затем четыре года помолвки, жених и невеста почти не виделись. Марта и Минна вместе с овдовевшей матерью переехали в городишко на окраине Гамбурга, а Фрейд остался в Вене, чтобы завершить обучение. Будучи студентом-медиком, по уши в долгах, он приезжал очень редко. И по бедности не мог жениться на Марте. Что бы они делали? Прозябали бы в мансарде, пили дешевое красное вино и каждый вечер ели кюгели [13] на ужин? Зигмунд постоянно переживал по этому поводу, называя себя несчастной молодой человеческой особью… вором и попрошайкой, снедаемым жгучими желаниями.

После стольких лет, проведенных в лишениях и разлуке, Марта и Фрейд выстроили множество иллюзий насчет того, как именно они заживут, когда наконец будут вместе. Он добивался ее в письмах с яростной и неукротимой страстью. Она была для него «милым ангелом», «драгоценным сокровищем», «прекрасной возлюбленной госпожой», исполненной сияния и добродетели, а он был ее принцем, ее «блаженным возлюбленным Зигмундом».

Марта показывала письма Минне, как, впрочем, и всем подругам, восхищавшимся пламенной настойчивостью Фрейда. А в тех редких случаях, когда он приезжал, сестры сидели с ним в гостиной, слушали его рассказы об университете – «величайшем учреждении высшего образования, куда стекаются студенты со всего света», о его профессорах – «светилах в своей области науки, таких, как Эрнст фон Брюкке и Йозеф Брейер», и о том, что он «один из лучших на курсе».

Марта была очень мила, сидела напротив Фрейда, кротко сложив руки на коленях, но его достижения не возбуждали в ней интереса. Разумеется, она радовалась за него. Но Минна могла сказать с точностью до секунды, когда сестра начинала беспокоиться, симулировать энтузиазм, а потом принималась теребить диванные подушки и накручивать локоны на палец. Затем она вставала, выходила из комнаты и возвращалась с подносом с кофе и штруделем или печеньем и чаем, время от времени подхватывая разговор, и ее устраивало то, что Минна с удовольствием слушает распустившего хвост молодого доктора.

Громко хлопнула дверь, и шум бегущих детских ног вывел Марту из оцепенения. Минна неохотно оторвалась от чтения увлекательной статьи, объявляющей о том, что громадный рукав «баранья ножка» канул в небытие.

– Мама! Я не стану больше спать вместе с Софи! – крикнула Матильда, ворвавшись в комнату. – Она мерзкая, от ее постели воняет, у нее, наверное, опять случилась эта гадость.

Марта приподняла голову и, пытаясь понять, о чем речь, протерла глаза.

– Милая, но у нас нет свободной комнаты.

– Это теперь у нас нет свободной комнаты! – заявила Матильда, вызывающе глядя на Минну.

– Детка, успокойся!

– Почему ты не попросила Эдну убрать? Постарайся быть терпимее к своей сестричке, – произнесла Минна.

– Постарайся быть терпимее к своей сестричке, – нараспев повторила Матильда. – Тебе легко говорить! Почему бы тебе не поспать с ней? – Она выбежала, хлопнув дверью.

– Минна, догони ее и отругай, – пробормотала Марта.

– Она просто погорячилась, и я действительно заняла ее комнату. Наверное, в следующий раз возьму ее с собой в кафе. И куплю ей апфельштрудель [14] . О чем ты думаешь?

Марта неподвижно лежала в сумрачной душной комнате, окутанная наркотическим коконом, одна рука покоилась на груди, а другая сжимала вязальный крючок. Минна посидела несколько минут возле постели, глядя в расслабленное лицо сестры, губы которой расползлись в милой пьяной полуусмешке. Потом она поправила простыни, подошла к окну и приоткрыла тяжелую штору, впустив несколько лучиков света. Постояла немного, вглядываясь в очертания на фоне неба. «Сегодня от Марты проку не будет», – подумала Минна. Она убедилась, что сестре наконец стало лучше, она приняла дозу пахнущего корицей сиропа и облизала ложку, как кошка облизывает лапу, вдоволь налакавшись молока.

Глава 10

Контуры молодого месяца еще виднелись над городскими крышами, когда Минна вышла от Марты. Гора дел, которые нужно выполнить до обеда, давила ей на плечи, и она подумала: полностью ли расписано у Зигмунда сегодняшнее утро? Минна знала, что у него было заведено принимать пациентов в своем кабинете около восьми часов, сразу после ухода цирюльника, и до обеда Зигмунд редко появлялся наверху. Но порой в его расписании возникали «окна». Минна вернулась к себе и закончила туалет – положила румяна, расчесала и заколола волосы, застелила кровать. Потом пошла вниз, где столкнулась с Эдной, несшей в стирку грязную и мокрую постель Софии.

– Прачка появится только завтра утром. Придется замочить в щелоке, – проворчала она.