Неожиданно Минна услышала в коридоре знакомые тяжелые шаги, и ей показалось, будто они затихли у нее под дверью. Она затаила дыхание и ждала. Посмеет ли он войти? Шум воды разбудил его. Дверь ее спальни была закрыта, но дверь ванной комнаты осталась распахнутой. Минна погрузила голову в воду и не выныривала, пока шаги не стихли в конце коридора.
Этим утром она не особенно заботилась о своей внешности. Обычно надевала светлые платья, но сегодня натянула на себя темный шерстяной костюм, в котором сопровождала хозяек к приходскому священнику. Ни помады, ни румян. Проходя мимо зеркала, Минна отметила темные круги под глазами, похожие на синяки, и в этот день больше в зеркало не смотрелась.
Но прежде чем она успела выйти, появилась Марта, выглядевшая такой измученной, будто это было не утро, а вечер. Волосы туго стянуты в пучок, а на лбу росинки пота. Блуза выбилась из сильно помятой юбки.
– Ты готова? – спросила сестра.
Минна совсем забыла, что настала ее очередь вести детей в парк.
– Почти, – ответила она, всаживая гребни в волосы.
– Тогда поторопись, может, и я схожу с вами. Зигмунд не придет к обеду. Он поглощен работой в университете. Кстати, спасибо, что вчера отнесла поднос, меня ужасала мысль, чтобы опять тащиться на первый этаж.
Вот в эту самую минуту Минне следовало бы рассказать сестре о прошлой ночи. Умолчание равносильно обману. И было просто немыслимо поступить иначе! Но, может, она делает много шума из ничего? На лекциях Фрейд ведет себя, как прошлой ночью. То он очарователен и остроумен, то значителен и эффектен – литературные ассоциации, юмор – все сразу, с непоколебимой уверенностью и энергией. Человек, который может объяснить, что такое душа, чтобы всем стало понятно. Вероятно, Фрейд просто был Фрейдом. Минна решила вскользь упомянуть, что задержалась в кабинете Зигмунда, доставив туда ужин.
– Я не представляла, какая огромная у него библиотека, как много ценных артефактов лежит кучей… ну, не кучей, конечно, но там все заставлено… – Она замолчала, будто забыв, что хотела сказать, и почувствовала, что у нее пересохло во рту. – В любом случае я злоупотребила его гостеприимством. Больше я не стану отнимать у него время, это на случай, если он скажет, что я навязчива.
Минна знала, что лжет. Она поняла это на середине своей тирады. Знала также, что Зигмунд вряд ли станет жаловаться на ее навязчивость. И очередная волна вины захлестнула ее.
– Не дури. Зиги работает допоздна и никогда не стеснял себя вежливостью, если хотел уединиться, – произнесла Марта, не затруднив себя упоминанием, что сама она годами не входила в его кабинет.
Минна услышала голоса детей с первого этажа и обрадовалась, что можно закончить разговор.
– Мама, и я должна идти? – спросила Матильда, как всегда с вызовом в голосе.
– Ты знаешь ответ. Свежий воздух и упражнения тебе на пользу. Где мальчики?
В комнату радостно ввалился Эрнст.
– Мама, мама, ты только посмотри! Мартин и Оливер дерутся!
Когда Минна и Марта появились на поле боя, то увидели, что мальчики вцепились друг в друга как бульдоги, клыками рвущие друг другу мочки ушей, пучки волос летали по комнате, на животах и шеях глубокие следы ногтей. Мартин прижал Оливера к полу и намеревался добить его последним ударом, а Эрнст подначивал обоих.
– Мальчики! Прекратите немедленно! Мартин, встань!
– Я его ненавижу! – закричал Оливер, губа опухла, из носа текла кровь.
– Это его вина. Он первый начал, – заявил Мартин.
– Иди к себе! Ты чуть не выбил ему глаз!
– Но, мама…
– Ни слова больше.
– Так нечестно. Он лгун! – воскликнул Мартин, направляясь в свою комнату.
– И ты тоже, – сказала Марта раскрасневшемуся Эрнсту, который подпрыгивал от возбуждения.
Минну поражала способность сестры нервничать и раздражаться по любому поводу, но когда дело касалось детей, она становилась холодной, как лед. Они могли вырывать сердца друг у друга на ее глазах, но она была невозмутима. И этот случай не отличался от других. После побоища Марта спокойно объявила, что прогулка отменяется, и исчезла в кухне, чтобы поговорить с кухаркой. А Минна повела плачущего и окровавленного Оливера в ванную.
– Господи всемогущий, – прошептала она.
Жизнь в доме Фрейдов уже научила Минну, что для сестры постоянно только одно – дети дерутся все время и по любому поводу. Она окунула салфетку в воду и стала нежно промывать раны Оливера. Но ссадина на губе оказалась больше, когда смыли кровь.
– Очень больно, милый?
– Да, – ответил он и расплакался.
Минна обняла его, погладила по голове и подумала: «Почему дети одновременно могут быть такими лапушками и такими дикарями? И почему Зигмунда вечно нет рядом, когда дети будто срываются с цепи?» Его книга «Причины истерии» могла бы служить дневником этого дома.